– И заклеймил этого ученика позором и выгнал его из Берлина! – возбужденным тоном сказала Алиса.
– Да, на его счастье, – сказал Морленд, – иначе его нельзя было бы оторвать от родной земли, между тем светлое будущее ждет его не здесь, а у нас. Я предложил ему место архитектора в нашем американском обществе, сооружающем новый город Хейзлтон. У нас есть первоклассные архитекторы, но такого, как Зигварт, еще нет. Такие таланты не произрастают в нашем климате, но нам необходимо их туда пересадить.
Алиса ничего не возразила. Она знала, какие авторитеты и силы участвовали в предприятии ее отца, знала, что быть выбранным лично ее отцом считалось большим счастьем. Теперь этот выбор пал на чужестранца, молодого, еще неизвестного архитектора, который, может быть, и не добивался этого места. Она встала из-за стола, так как завтрак уже окончился, и ей хотелось остаться одной со странными противоречивыми чувствами, какой-то смесью стыда и жгучего удовлетворения одновременно. Значит, в жизни не все ложь, и существовал человек, внешность которого не обманывала.
Морленд и Равенсберг остались за столом и продолжали начатый разговор. Впервые они нашли тему, на которой сходились их взгляды.
– Ну, что же дальше? – спросил Равенсберг. – Необходимо выяснить дело и возвратить Зигварту его права.
– Это вряд ли возможно, – возразил американец со своим обычным хладнокровием, – он был так неосторожен, что не оставил ни малейших доказательств, а Гунтрам никогда не сознается в том, что может повлиять на его дальнейшее существование. Я попытаюсь убедить своего шурина, но сомневаюсь в успехе, так как этому помешает его многолетняя дружба с Гунтрамом. Кроме того, Зигварт ведь уедет. Через несколько лет он докажет, что с ним поступили несправедливо, если только к тому времени это еще будет иметь для него значение. В новой жизни подобные вещи скоро забываются.
– Значит, вы не знаете Зигварта, – перебил его граф, – он очень щепетилен в вопросах чести. Так вы серьезно думаете увезти его в Америку?
– Я хочу иметь у себя этот талант, – возразил Морленд с твердой решимостью, – хотя он в конце концов пробил бы себе дорогу даже здесь. Но на это потребовалось бы много времени, да и ему всячески ставили бы палки в колеса. У нас все решается быстро, если у человека есть протекция.
– Ну, Герман сам решит это! – произнес Равенсберг. – Этакий упрямец! Он ведь ни слова не сказал мне о всей этой истории, хотя знал, что я беспрекословно стану на его сторону. Во всяком случае, он обязан вам большой благодарностью, да и мне также хочется поблагодарить вас. Примите мою сердечную благодарность, мистер Морленд! – и глубоко тронутый граф протянул руку американцу.
