— А как насчет контактов миссис Беттертон? Может, она встречалась с кем-нибудь в последнее время, кто мог спровоцировать желание съездить за границу?
— Личных контактов никаких. Вчера она получила письмо от одного поляка — двоюродного брата первой жены Беттертона. Он только что приходил ко мне сюда расспрашивать о подробностях и так далее.
— И что он из себя представляет?
— Какой-то ненатуральный. Весь очень иностранный и корректный, напичкан нереальной, как и вся его личность, информацией.
— Думаете, он вошел с ней в контакт, чтобы передать какие-то сведения?
— Возможно. Но я не знаю. Он озадачил меня.
— Собираетесь установить за ним слежку?
Джессоп улыбнулся:
— Да. Я нажал кнопку дважды!
— Ах, вы старый паук… со своими штучками. — Уортон понял, о какой кнопке речь, и снова принял деловой вид. — Ну, и кто ею займется?
— Дженет, как обычно. В Испании или Марокко.
— Не в Швейцарии?
— На этот раз нет.
— Я думал, Испания или Марокко окажутся нашим противникам не по зубам!
— Нам нельзя их недооценивать.
Уортон с отвращением щелкнул ногтем по секретному досье.
— Чуть ли не единственные две страны, где Беттертон не был обнаружен, — с досадой произнес он. — Что ж, теперь мы всеми силами обрушимся на них! Господи, если мы провалимся и на этот раз…
Джессоп откинулся на спинку стула.
— Давненько уже я не был в отпуске, — вздохнул он. — И мне порядком надоел этот кабинет. Думаю, я заслужил небольшую поездку за границу.
I
— Рейс 108 в Париж. Эр-Франс. Сюда, пожалуйста.
Пассажиры в зале ожидания аэропорта Хитроу начали подниматься со своих мест. Хилари Крейвен подхватила свой небольшой крокодиловой кожи чемодан и вслед за остальными направилась к выходу на посадку. Ветер обжигал холодом после нагретого воздуха зала ожидания.
Хилари поежилась и поплотнее, запахнулась в меха. Она шла за остальными пассажирами к ожидавшему самолету. Наконец-то она улетает, спасается! Прочь от серости, холода, смертельных страданий! Вперед к солнечному свету, голубому небу и новой жизни! Она оставит здесь весь этот груз, смертельный груз страданий и разочарований.
Она поднялась по трапу, вошла в самолет, слегка наклонив голову, и заняла указанное стюардом место. Впервые за несколько месяцев у нее появилось чувство наслаждения от ощущения уходящей боли, которая была настолько острой, что почти переходила в физическую. «Я спасусь, — с надеждой говорила она себе. — Я обязательно спасусь!»
Рев и грохот двигателей самолета еще более взволновали ее. В них слышалась стихийная дикость. «Цивилизованные страдания — худший вид страданий, — думала она. — Серые и безнадежные. — Но теперь я спасусь».
