Обозленная Касенька энергичным движением вырвалась от мужа и вошла в магазин. Ветчина была. Прекрасная баночная нежирная ветчина пирамидами красовалась на прилавке, а вокруг суетилась толпа плотоядных фанатиков. Лесь обреченно застонал.
— Возьмем такси, — мрачно потребовал он, выйдя из магазина с ветчиной.
— Такая хорошая погода! Зачем такси? Пусть ребенок подышит воздухом.
Лесь начал тихо сатанеть на собственное дитя.
— Я тороплюсь, — нервно забормотал он. — То есть нет, плохо себя чувствую.
Жена внимательно и подозрительно посмотрела на него.
— Как это плохо? Что с тобой?
— Да так, вообще… Зубы разболелись.
— Ну, зубами ты не ходишь. Хорошо, что напомнил, зайдем в аптеку, заодно купим тебе верамон.
Леся заколотило от переживаний.
Дома, в передней, в портфеле лежал яд, стафилококки в нем, верно, уже сами собой зародились (их ведь везде полно, как он слышал), расплодились, и, кто знает, может, повсюду расползлись, а он здесь, обреченный на каторжные муки, должен обалдело шляться по каким-то магазинам… Лукреция Борджиа… Интересно, а Лукреция Борджиа тоже ходила по магазинам?..
Пробило девятнадцать часов, большинство торговых точек закрылось, и невыносимые мучения прекратились. Лесь смог наконец вернуться домой.
Вне себя от беспокойства, он тотчас же бросился к портфелю с мороженым, но вовремя вспомнил о секретности операции. Сломя голову полетел в противоположном направлении, где оказалась редко им посещаемая кухня, однако в голове свербило, что портфель надо спрятать поосновательней, и он снова кинулся в переднюю. И тут сообразил: яд-то он трогал голыми руками и теперь этими же руками брать еду… и он метнулся в ванную. Скачки с препятствиями по апартаментам вызвали оживленный интерес жены, которая принялась присматриваться к нему все более подозрительно и недоверчиво.
После нескончаемых веков медленных пыток — ужин, вытирание посуды, купание ребенка, созерцание телевизора — обожаемые родичи отправились наконец спать, и до чертиков дошедший Лесь остался один.
Стиснув зубы, упрямо выбивающие дробь, стараясь не дышать, он взял из прихожей портфель с мороженым, на цыпочках проскользнул на кухню, поставил портфель на стул, открыл и жадно заглянул внутрь. Там белел молочный суп, в котором плавали измятые обертки от мороженого «Калипсо».
Потрясенный Лесь долго и пристально рассматривал молочное месиво. Наконец деловито оживился и утешился: в этом гнусном калипсовом супе стафилококки, надо полагать, расплодились великолепно. Теперь следует их снова заморозить в соответствующей форме, и отрава готова!
