Как бы то ни было, свои законные двести марок я получил. Не самый большой доход за месяц вкалывания на свалке, но вполне достойный… в моём нынешнем понимании, ясное дело.
А вот с готовальнями так просто не получилось. Край долго крутил их в руках, вздыхал, хмыкал но, в конце концов, с сожалением отодвинул плоские шкатулки от себя и развёл руками.
— Рик, сам понимаешь, верфь у меня этот товар не возьмёт. Я им только детали с «китов» отдаю.
— Я понимаю, дядька Край. — Кивнул я. — Но в каперских лавках у меня их возьмут за бесценок… Вот я и подумал, может быть, ты сможешь выручить за них нормальные деньги?
— Хм… комиссия? — Приподнял бровь Край и, дождавшись моего кивка, с готовностью подвинул шкатулки к себе. — Десять процентов мои.
Да не вопрос. Сомневаться в том, что Край продаст готовальни по лучшей цене, не приходилось. Вот чего — чего, а торговаться отставной флотский умеет не хуже восточных торговцев, давно уже забывших дорогу в Меллинг.
Попрощавшись с Броновым, я выкатился из его лавки с изрядно полегчавшим рюкзаком за спиной и, не теряя времени, устремился за покупками. Растущий организм, это оказывается, такие расходы на одежду! А обувь! Учитывая, что здесь, даже на фабриках вовсю в ходу ручной труд, цена пары ботинок лично во мне вызывает чувство глубокой ненависти к эксплуататорам, не понимающим всей прелести механизации и смысла словосочетания «взять своё на обороте».
Первым на моём пути стал маленький магазинчик на Ратушной площади. Ещё полтора года назад он принадлежал старому Йозефу, торговавшему готовым платьем и бравшему заказы по каталогам, которых в его лавке была тьма — тьмущая. О, сколько времени мы с приятелями проводили, листая толстый красочный журнал «Полезные механизмы»! Сколько споров о лучшей модели велосипеда заканчивалось тем, что хозяин лавки выгонял нас из своего магазина… м — да уж. А теперь, вместо добродушного седобородого старика с лукавой улыбкой и вечным прищуром над стёклами пенсне, здесь хозяйничает сухой и длинный, словно оглобля, германец с постоянно поджатыми словно в недовольстве тонкими губами под щёточкой нафабренных усов и костистым невыразительным лицом с сонными «рыбьими» глазами.
Правда, товар в его лавке ничуть не хуже, чем был у Йозефа… Разве что, нет больше толстенных каталогов на полке у стены, а вместо вечного детского гомона, то и дело взрывавшегося криками удивления, в магазине воцарилась мерная тишина…
— Добрый день, герр Шульц. — Поздоровавшись по — немецки, я изобразил короткий полупоклон. Любит этот германец такую вот «вежливость».
