Мне трудно было признаться самой себе, что я почти скучала по его улыбке.
— Мы ждали твоего приезда.
Он говорил со мной совсем иначе — как с ровней. Что заставило его изменить свой тон? Что было причиной перемен? Я испытывающе посмотрела на Кристофа, но прочитать что-либо на его лице было невозможно, как и обычно.
Подали чай. Узнав в прислуге Киру, девушку, когда-то работавшую со мной, я попыталась встретиться с ней взглядом, как часто делала раньше, но натолкнулась на непроницаемую стену — в этом доме было запрещено смотреть хозяевам в глаза. Для нее я теперь — хозяйка.
«Теперь все иначе, — шепнул голос — предатель, — ничто никогда уже не будет по — прежнему!»
— Садитесь, дети мои, — снова удивил меня Дженоб.
Все еще размышляя над его отеческим обращением, я села и с раздражением обнаружила, что присевший рядом Кристоф обнял меня за плечи. Мой возмущенный взгляд он встретил спокойно. «Имею право», — говорили его глаза. Главный вопрос был в том, как далеко распространялись его права. Я все больше сомневалась в правильности своего выбора…
— Как ты жила все это время, Диана? — спросил Дженоб, делая глоток чая.
— Хорошо… Я была свободной.
— Да, это хорошо, — улыбнулся он. — Знаешь, бывали времена, когда мне хотелось, чтобы Кристоф тебя не нашел…
— Дженоб! — предостерегающе прервал его Кристоф.
— Не злись, мой дорогой. Эти времена остались позади, и сегодня я рад, что Диана с нами. Мойра рада не меньше моего. Она так соскучилась по тебе, Диана! Я еле уговорил ее подождать до завтра.
Если что-то и могло меня порадовать теперь, это была Мойра.
Мы допили чай и вышли из библиотеки, спустились на первый этаж и подошли к крылу, где жил Кристоф. С каждым шагом я чувствовала, как все больше слабеют мои ноги. Как же мне не хотелось туда входить! Я должна была много раз подумать, прежде чем соглашаться, ведь у меня же был выбор! И сейчас, в эту минуту, он не казался мне таким безысходным.
Перед дверью его комнаты я остановилась, и он, видя мое состояние, улыбнулся.
— Так боишься?
Мне хотелось бы объяснить ему, что это был не только животный страх, но и тошнотворное отвращение, не только сожаление о моем выборе, но и непосредственное желание смерти… Но я понимала, что время, уместное для подобных слов, давно прошло, и поэтому просто молча шагнула мимо него в открытую дверь.
Напряженная до предела, я почти подпрыгнула от двойного хлопка за моей спиной. В зажегшемся мягком свете скрытых ламп все та же прекрасная двусветная комната выглядела совершенно иначе: таинственно… интимно. Я сжала зубы.
