Под Луной | страница 34



— Вам как, Александр Иванович, — ничуть не смутившись, спросил Кравцов. — Перечислить войны в хронологическом порядке или в связи с геополитическими, в терминах Рудольфа Челлена, и стратегическими императивами Российской империи?

— Простите? — у бывшего военного министра было узкое лицо, волосы, расчесанные на двойной пробор, элегантные «штабс-капитанские» усы и умные интеллигентные глаза профессора экономики.

— Вы меня, вероятно, не помните, Александр Иванович, — вежливо улыбнулся Кравцов, которому отчего-то стало вдруг неловко. — Я приезжал к вам в Петроград в сентябре семнадцатого, в составе делегации Юго-Западного фронта…

— Постойте, постойте… — нахмурился Верховский, припоминая события канувшей в Лету эпохи. — Вы тогда, кажется, передавали мне привет от моих… товарищей из Севастополя…

Кравцов обратил внимание, что Верховский не упомянул о принадлежности упомянутых «товарищей» к партии социалистов-революционеров. И неспроста, надо полагать, а из аккуратистской предусмотрительности, свойственной истинным русским интеллигентам. Не хотел подводить Кравцова, не зная с определенностью ни о прошлых, ни о нынешних его обстоятельствах. Сам Верховский был тогда членом эсеровской партии, оттого и военным министром в августе стал. Взлет для полковника — немыслимой крутизны в любые, даже и революционные времена.

— Так точно, товарищ Верховский, — отрапортовал Кравцов и сам уже сожалевший, что поднял эту щекотливую тему. — Привет… из Севастополя.

— Тогда, давайте поговорим о «Семилетней войне»… — следовало предположить, что тема, затронутая Кравцовым, оказалась генералу неприятна, и Макс Давыдович вполне его понимал. Ему и самому порой становилось неуютно, хоть он и избирался однажды даже членом ЦК РКП(б). Судя по некоторым признакам, все шло к открытому политическому процессу над партией социалистов-революционеров, и, хотя дело прошлое, нет-нет, а приходили в голову тревожные мысли: что если и ему, Кравцову, вдруг припомнят?

— С удовольствием, — кивнул он, сосредотачиваясь на заданном вопросе. — Итак, Семилетняя война. Характер и протяженность во времени и пространстве этого военного противостояния делает его по меткому определению одного английского политика первой по-настоящему мировой войной…

— Это кто же там такой умный? — поинтересовался генерал Гатовский, которого за глаза называли злым гением генерала Куропаткина.

— Первый лорд Адмиралтейства Черчилль, — с готовностью объяснил Кравцов, не назвав, впрочем, Уинстона Черчилля «сэром».