Нотами была полна не только комната Виктории. Ими была усеяна вся небольшая трёхкомнатная квартира. Они лежали на полках книжных шкафов, на подоконниках, на столе в гостиной и даже на прикроватных тумбочках в спальне родителей…
Сосредоточенность Виктории нарушил звук поворачивающегося в замке ключа. Это её мама вернулась домой.
– Ты готова, Вика? Скоро придёт отец! Садись за инструмент и «разогревай» пальцы гаммами!
– Но… мама, мне ещё сочинение нужно написать… – робко промолвила девочка.
– Всё, Виктория, всё! Это неважно! Сейчас же вставай и делай то, что я тебе сказала! – строгим тоном приказала женщина.
Девочка покорно закрыла учебники и подошла к старому пианино. Она присела, открыла крышку инструмента и закрыла глаза. В следующее мгновенье из-под её быстро бегающих по клавишам пальцев полилось ровное звучание гаммы.
– Энергичнее, Вика! Ты как сонная муха! – недовольно буркнул только что вошедший в квартиру высокий худощавый мужчина, снимая плащ. Его запоминающийся низкий голос прозвучал весьма раздраженно, а густые брови, изредка рассечённые едва заметной проседью, сошлись в одну линию на широком нахмуренном лбу. Этот человек приходился Виктории отцом.
Через несколько минут он уже сидел рядом с девочкой и контролировал её игру.
– Будь внимательнее! В этом месте си бемоль! Разве ты не видишь? – громко крикнул отец Вике прямо в ухо и в ту же секунду больно ударил её по пальцам деревянной указкой, которая всегда лежала у него под рукой именно для такой гнусной цели. Девочка, не проронив ни слова, мгновенно убрала руки с клавиш и опустила их на колени. Резкая, невыносимая боль пронизывала её пальцы: они налились алым и невольно задрожали.
«Лишь бы не заплакать», – думала она, но слёзы сами полились из её глубоких зелёных глаз, скатываясь по бледным щёчкам огромными каплями.
– Не смей ныть! Переиграй! – заорал мужчина, и Виктория тот час же послушалась, дабы её рукам не досталась ещё пара болезненных ударов. Она играла, напряжённо всматриваясь в ноты сквозь слёзы, застывшие на её длинных, беспорядочно спутавшихся, ресницах, и не имела даже возможности вытереть их. В этот момент девочка очень сердилась на себя за то, что она снова не сдержалась и расплакалась. Боль, обида и злость смешались в ней в горькую смесь отчаяния, а ощущение полной беспомощности и обречённости приправило эту смесь особенным, ни с чем несравнимым привкусом.
Виктория ещё не знала, что вскоре от мнительной, плаксивой, неуверенной в себе девочки не останется ни следа. А на её место придёт сильная, стойкая и сдержанная особа, которая научится владеть собой и никогда не будет распыляться на лишние эмоции. Она ещё не знала, что придёт время, когда такая незначительная вещь, как удар указкой по пальцам, не в силах будет заставить её расплакаться, ибо мало что вообще сможет вызвать у неё слезу.
