— Я постоянно думаю о России, живу Россией, зачитываюсь книгами о России, русской литературой, русской историей. Хотя бы горсточку русской земли! Но, разумеется, России допетровской, остальное для меня не существует. Я имею мысль, что Петр Великий переделал все, что имело внешность: костюмы, картины, поэзию. Только музыка, слава Богу, не имела внешности, музыка — наша душа, и Петр Великий с ней оказался бессилен.
Так говорила мадам Шацкая, и все в один голос признали, что это — золотые слова. Мадам Шацкая разливала чай, предлагая гостям птифуры и кекс своего изготовления; скатерть на столе была собственноручно вышита по рисунку Стелецкого, и гости утверждали, что у мадам Шацкой — золотые руки. На стенах висели акварели Билибина и Судейкина, в простенке между окон — гелиогравюра васнецовской «Старой Москвы».
— Я решаюсь высказать то, о чем другие не смеют даже думать, но думают так все. Русская музыка держит национальные корни, отсюда — Рахманинов и вся могучая кучка… Ах, между прочим, Лейтон и Джонсон пели вчера, положительно, как взрослые дети. Я заночевала бы в саль Плейель, если бы они согласились петь у моего изголовья. Это было очарование. Господа, я не мечтаю, одной вещи: дадим сегодня клятву, что в следующий раз мы все вместе пойдем на их концерт.
Гости клялись. Мадам Федюкина сказала:
— Я слышала их только на пластинке. Не кекс, а мечта!
— Мне передавали, что один из них невероятно волосатый: кто-то видел его голым.
— Да! Это вам — не Гитлер!
— Вы острите, потому что вы их не слыхали. Их пение похоже на плач Ярославны.
— А я думал, что они поют фокстроты.
— Ну да — фокстроты! В исполнении негров даже фокстроты напоминают религиозное пение.
— Псалмы.
— Счастливые негры! Не то, что Гитлер: он заедает даже католиков.
— Когда народ лишают религии, он костенеет в пороке. Мне говорил один приезжий из России, что церковь там ушла в подполье. Я ее вполне понимаю. Он рассказывал, что в деревнях крестьяне на ночь переворачивают портрет Сталина, а с обратной стороны — икона. Как это правдиво и величественно…
Голубые сумерки струились по окнам. В соседней комнате лакей расставлял столы для карт..
— Господа, — произнесла мадам Шацкая, — я приготовила вам сюрприз. Догадайтесь!
Никто не догадался. Мадам Шацкая продолжала:
— Я хочу, чтобы сегодняшний бридж явился для нас не только удовольствием, но и подвигом. Мы все так любим искусство, даже наша вечная оригиналка, Моника Христиановна. Так вот: художник X, наш молодой талант, положительно голодает, что при его туберкулезе очень плохо пахнет. Бедняжка мечтал зажечь моря! Я предлагаю сегодняшний выигрыш передать в его пользу…
