Офис доктора Вейнберг обставлен с изысканностью художественной галереи где-нибудь в Челси. Абстрактные литографии в обрамлении матового серебра украшают стены приемной. Секретарша поглядывает на посетителей из-за высокой изящной вазы с невозможно прекрасными южноамериканскими орхидеями — жемчужно-белые лепестки в нежных розовых подпалинах и янтарные серединки. А сама докторша — чересчур хорошо сохранившаяся женщина на шестом десятке, скуластая, с узкими губами бордового цвета и безжалостно взбитыми кудрями.
Задав несколько предварительных вопросов, она принялась ощупывать мой живот, залезая глубоко под ребра и диафрагму. Вытащила свернутый метр и измерила меня от лобка до пупа. Затем проехалась по кабинету на кресле, полистала страницы в большой розовой папке и, наконец, глянула на меня поверх очков в квадратной металлической оправе.
— Что-то вы у нас недобираете в размерах, — заявила она.
Что?! Да я переросла все мыслимые нормы! На улицах дети показывают на меня пальцем, а дорожные рабочие подсказывают адрес ближайшего роддома. Я ношу брюки со здоровенными нейлоновыми вставками спереди и дополнительными резинками в поясе, и все равно к вечеру такое ощущение, будто меня запихали в пыточное устройство.
— Недобираю, доктор? В каком смысле — недобираю?
Как выяснилось, верхняя часть матки находится у меня не совсем там, где ей полагается, — то есть не под самым подбородком, а значительно ниже. И меня отправили срочно делать УЗИ. В ужасе от перспективы битый час торчать в приемной, я позвонила Тому (своему мужу; пишу на тот случай, если в будущем меня сразит болезнь Альцгеймера), но еще до того, как он смог улизнуть из Федерального суда, я оказалась в затемненном кабинете (четвертая дверь по коридору от приемной доктора Вейнберг). Грузная женщина с короткими седовато-пепельными волосами, в белом халате поверх мешковатых бежевых штанов, скользнула по мне безразличным взглядом. Выглядела она так, точно всю жизнь провела в подземелье. В призрачном свете монитора бледное круглое лицо ее странно поблескивало.
— На стол, пожалуйста, — толстуха коротко кивнула на медицинскую кушетку возле себя.
Отвернувшись, нашарила диск, вставила его в компьютер, тот сразу заурчал и щелкнул. Я взгромоздилась на кушетку и, выставив белый как у кита живот, вдруг почувствовала себя такой беззащитной. Хоть бы услышать какую-нибудь ободряющую болтовню («И в голову не берите. Я такое каждый день вижу. Ерунда!»), но как бы не так. Ультразвуковая тетка выдавила мне на живот полтюбика мерзкого тепловатого геля синего цвета и без единого слова взялась за твердый пестикообразный зонд.
