— Не кричите такъ, ради Создателя, говорилъ онъ съ укоризной, — голова идетъ кругомъ. Посмотрите на что это похоже? Опрокинули стулья — все переломаете, а мнѣ другихъ покупать не начто.
— Это не я, папочка, пищала Лида.
— И не я, и не я, кричали мальчики въ азартѣ, — это Анюта — она какъ побѣжитъ всегда цѣпляется за стулья и опрокидываетъ ихъ.
— Папочка, подступала къ дядѣ Анюта и говорила запальчиво, вся раскраснѣвшаяся отъ волненія, — разбойникъ совсѣмъ ужь догналъ меня, я, чтобы спастись, поневолѣ опрокинула ему стулъ подъ ноги. Страшно, папочка, такъ сердце и стучитъ.
— Дурочка, говорилъ Долинскій, — чего же ты боишься, вѣдь Ваня ловитъ тебя.
— Папочка, да онъ не Ваня, онъ разбойникъ.
— Она такъ боится, говорила Агаша, что ночью кричитъ и бредитъ разбойниками.
— Ну вотъ это ужь никуда не годится, это даже нездорово, сказалъ Долинскій. — Вечеромъ не играйте въ разбойники, прибавилъ онъ.
— Что вы, папочка, какъ это можно, вступалась Анюта съ увлеченіемъ. — Я не хочу играть въ другую игру, я люблю въ разбойники. Хочу всегда играть въ разбойники. Ну хорошо, только не шумите такъ, подумайте и обо мнѣ, у меня дѣлъ множество, а при такомъ шумѣ и гамѣ заниматься нельзя.
И онъ уходилъ въ кабинетъ и плотно притворялъ двери за собою. Дѣти зачастую держали совѣтъ не лучше ли, ради спокойствія папочки, играть въ другія игры, въ свои козыри, въ мельники или въ любопытные, но Анюта протестовала.
— Я хочу въ разбойники, говорила она рѣшительно; воображаемая опасность возбуждала ее и она бросалась какъ дикая кошечка отъ ловившихъ ее братьевъ и забывъ о папочкѣ кричала что есть силы.
— Такъ играть нельзя, говорилъ Митя, — будетъ. Давайте играть въ свои козыри.
— Не хочу! Не хочу, твердила Анюта настойчиво.
— Препротивное это слово и ты постоянно твердишь его, замѣчала Агаша. — Мало ли чего ты не хочешь?
Но унять Анюту было не легко. Она упорно стояла на своемъ; часто споръ оканчивался ссорой и слезами.
И опять появлялся папочка въ дверяхъ кабинета и опять усовѣщевалъ дѣтей, и на жалобы Анюты непремѣнно выговаривалъ старшимъ.
— Она маленькая, меньшая, говорилъ онъ, — уступите ей. Вы видите она плачетъ, стыдно вамъ. Вы должны всегда уступать ей.
— Папочка, да мы ничего. Вѣдь и Лида маленькая, а не плачетъ, говорилъ Митя.
— Лида дѣло другое, отвѣчалъ Долинскій.
— Отчего же другое? возражали дѣти.
Николай Николаевичъ не зналъ что сказать, такъ какъ не хотѣлъ выдать своей тайной мысли. Онъ не желалъ, чтобы дѣти замѣтили малѣйшую разницу между собой и Анютой, и потому не могъ сказать имъ: уступайте потому что она сиротка. А Анюта, которая почти всегда оставалась въ глазахъ папочки правою, съ каждымъ днемъ дѣлалась требовательнѣе и несноснѣе. Она даже привыкла сама говорить о себѣ:
