— Ты будешь превращаться только в насекомых. Особенно хорошо в навозных жуков.
Я фыркаю.
Она продолжает разглаживать мою ладонь.
— Ты неистово полюбишь одного человека.
— Точно человека, а не навозного жука?
— Человека. И этот человек будет любить тебя всегда, даже когда ты будешь навозным жуком.
— А какой он, этот человек?
— Этого я не вижу… на этом месте как раз прилип кусочек грязи.
И я глажу ее по щеке тыльной стороной пальцев. Она сидит тихо и позволяет мне прикасаться к ней. Мои пальцы скользят по ее щекам, гладят ее вокруг рта, по подбородку, спускаются вдоль шеи и снова возвращаются по щекам ко лбу, а оттуда один палец медленно соскальзывает вдоль ее носа через кончик к губам и там замирает. И тогда она целует его. Раз. Другой. А я наклоняюсь к ней и убираю палец лишь тогда, когда его место занимают мои губы.
И тут мы прижимаемся друг к другу, и мои губы, руки, моя грудь, бедра, все, что во мне есть, стремится ей навстречу.
Я не вынесу, если придется отнять губы от ее кожи.
Кажется, что прошло всего несколько минут, но, когда мы, наконец, отрываемся друг от друга, темнеет.
Когда мы прощаемся, она берет мою руку и целует мой указательный палец, так что я кожей чувствую прикосновение ее губ, языка и зубов.
Мы договорились встретиться через неделю. Следующий день тянется вечность. Дальше — хуже. Я не знаю, что с собой делать; все, что я могу, — ждать. Все мое тело болит от желания видеть ее. Кишки сводит.
Наконец подползает утро того дня, когда мы договорились встретиться, и медленно-медленно приближается полдень.
Я жду ее на плите из песчаника, лежу на спине и прислушиваюсь, не раздадутся ли шаги Анны-Лизы. Я реагирую на каждый звук и, едва заслышав, как она поднимается вверх по склону, перекатываюсь набок и сажусь. Ее светлая голова появляется из-за склона, я прыгаю со скалы вниз и приземляюсь на полусогнутые ноги, пальцами левой руки касаясь земли, а правую вытянув в сторону, — рисуюсь. Я выпрямляюсь и делаю шаг вперед.
Но что-то не так.
Анна-Лиза напугана… она в ужасе.
Я мешкаю. Подойти к ней? Или бежать? В чем дело?
Я озираюсь.
Наверное, все дело в ее братьях, но я их не вижу и не слышу. Неужели Совет… не может быть.
Я делаю шаг вперед. И тут рядом с Анной-Лизой появляется мужчина. Он был там все время, его рука лежала на плечах Анны-Лизы, он направлял ее по склону вверх, он держал ее, чтобы она не сбежала. И все это время его не было видно.
Киеран.
Старший брат Анны-Лизы высокий, как все в ее семье, но у него широченные плечи, и волосы не белые, а рыжеватые, редкие и очень коротко остриженные. Не сводя с меня глаз, он наклоняется к Анне-Лизе и тихо что-то говорит ей на ухо, я не слышу, что.
