Анна-Лиза отодвигается от меня и произносит:
— Ну, может, не такой уж ты и застенчивый. — Вдруг она соскальзывает с обрыва и мягко приземляется на красную землю внизу. Лететь там порядочно.
Я следую за ней, а когда я приземляюсь, она убегает от меня, точно газель, и мы с ней носимся друг за другом кругами, пока она не говорит, что ей пора — слишком рано.
Оставшись один, я ложусь спиной на песчаниковую плиту и переживаю все заново. И пытаюсь придумать, что бы такое сказать ей в следующий раз. Какой-нибудь комплимент, вроде того, что она говорила мне о моих глазах: «Твои глаза как небо летним утром», «Кожа у тебя как бархат», «Я люблю смотреть, как солнце запутывается в твоих волосах». Все это звучит так глупо, и я знаю, что никогда в жизни ничего подобного не скажу.
Мы встречаемся неделю спустя, но теперь Анна-Лиза грустит и не сводит глаз со своих туфель.
Я догадываюсь, в чем дело.
— Обо мне говорят много плохого?
Она отвечает не сразу, может, подсчитывает, сколько именно.
— Они говорят, что ты Черный Колдун.
— Будь это так, меня бы уже убили.
— Говорят, что ты скорее в отца, чем в мать.
И тут я вдруг понимаю, как опасны наши встречи.
— Иди. Тебе нельзя меня видеть.
Она хватает меня за руку, смотрит мне прямо в глаза и выпаливает:
— Мне плевать, что они говорят. Мне плевать даже на твоего отца. Мне нужен только ты.
Я не знаю, что ответить. Что тут вообще можно ответить? Но я делаю то, что мне хотелось сделать уже давно: беру ее руку, подношу к губам и целую.
С тех пор мы встречаемся каждую неделю, сидим на вершине скалы и разговариваем. Я рассказываю ей свою жизнь, не всю, только про бабушку, Дебору и Аррана. Я не говорю ей про Уэльс и про свои поездки туда, хоть мне и хочется. Но я боюсь. И ненавижу себя за это. Ненавижу себя за подлый, тошнотворный страх и мысль о том, что чем меньше она узнает, тем в большей безопасности будет.
Она рассказывает мне о себе. Ее отец и братья, судя по всему, та же Джессика, только в мужском варианте, а вот мать на удивление слабая для женщины Белая Ведьма. Похоже, дома у Анны-Лизы нет совсем никакой жизни, по сравнению с ней мое существование — сплошной покой и свобода. Зато она даже не слышала об Освидетельствованиях и не верит мне до тех пор, пока я не описываю ей светловолосого члена Совета, того, что сидит обычно по правую руку от председателя. Анна-Лиза говорит, что это, наверное, ее дядя — Сол О’Брайен.
Я спрашиваю ее о том, что меня всегда интересовало. Сколько на свете существует половинных кодов? Она не знает, но постарается выяснить у отца, который как-то связан с Советом.
