— Это не так важно, — тихо ответил Янош, проведя рукой по лицу. — Важно только, что она осталась жива. Остался хоть один человек из рода Кречетовых. В этом есть и ваша заслуга, молодой человек.
— Может быть. Но если бы не Элен, мы бы не дошли. Она спасла меня, сумев уговорить монашек позаботиться обо мне, когда я был без сознания после нападения разбойников.
— То есть вы спасали друг друга по очереди, — улыбнулся Янош. — Недаром вы брат с сестрой.
* * *
Через неделю прощались с Гожо: он уезжал в Россию, в родной табор. Теперь его путь обещал быть легче и приятнее, чем дорога сюда. Он отдохнул, пан Янош снабдил его добротной тёплой одеждой и молодой сильной лошадью. С ним были отправлены гостинцы всем членам семьи Мирко. Элен не забыла и Бабку, передала ей тёплый красивый платок. На этот раз переходить границу Гожо должен был легально, так как с ним шёл до границы провожатый от пана Яноша с необходимыми документами. На прощанье Гожо поцеловал сестрёнку в лоб и сказал:
— Теперь у тебя есть дом, о тебе заботятся. Ты теперь не цыганка Баська, а панна Элен. Но для меня ты так и останешься Баськой, моей сестрёнкой. И для отца с матерью — тоже.
— Как же ты доберёшься, ведь уже почти зима?
В улыбке блеснули зубы:
— С такой лошадкой — запросто! У меня всё есть, твой дядя меня даже деньгами снабдил.
И снова её жизнь переменилась. Вновь нужно было привыкать к размеренной жизни юной барышни. Для Элен, как для любой девочки из дворянской семьи, была нанята гувернантка. Пани Мария была пухленькой миловидной дамой лет тридцати пяти. Она никогда не была замужем, оставаясь старой девой, а на жизнь смотрела несколько восторженно и наивно одновременно. По каждому самому малому поводу пани Мария имела обыкновение ахать, охать и говорить: «Ну, так же нельзя!» После слова «нельзя» следовало любое выражение, относящееся к конкретной ситуации: нельзя себя так вести; нельзя так поступать; нельзя так сидеть; нельзя так смотреть… Но интонация всегда сохранялась неизменной. В ней невероятным образом переплетались лёгкий упрёк, кокетливый испуг, немного восхищения собой, но всё это было так наиграно, так неестественно, что оставалось загадкой — она действительно верит в то, что говорит, или очень талантливо притворяется в воспитательных целях, а про себя думает совсем иначе. Элен чувствовала фальшь и не воспринимала замечания своей гувернантки всерьёз, хотя до конфликта дело не доходило, поскольку девочке было немного жаль пани — какую-то удивительно беззащитную в жизни. Да и пана Яноша огорчать не хотелось.
