— Алло, извините, ради Бога, вы не могли бы позвать мистера Хампердинка?
— Это я…
— Добрый день! Или вечер? Ну, да ладно! Я Мэг, институт Пиннекотта, Детройт. Ну, секретарь я на кафедре, узнали?
— Гм… Да… — слукавил я. — Привет, Мэгги!
— О, как я рада, Бобби! Ну, так вот. Джимми велел передать, что у него появилась новая концепция трансконвертных секвенций, допускающих отсутствие перцепиента в зоне Маршалла. Вы все поняли, Бобби? Он также просил передать о возникшей в таком случае возможности параллельной передачи по каналу Шнайдера до семи, а не пяти импульсов. Алло, мистер Хампердинк, вас не слышно…
— Да… — я с трудом прогнал дремоту, пытаясь прийти в себя. — Спасибо, миссис Харрисон. Как там Джим?
— О, врачи обещают, что через неделю дар речи полностью к нему вернется.
— Это уже радует, безусловно. Будем надеяться на лучшее, Мэгги! Медицина способна творить чудеса… когда ее счета хорошо оплачиваются, естественно! Как поживает шеф?
— Вылетает послезавтра, если позволит погода. А как у вас дела?
— Отлично. Ну, до скорого, Мэг, не скучай и не налягай особо на шоколад.
— Пока, мистер Хампердинк! — рассмеялась миссис Харрисон. — Вот чего, чего, а этого не обещаю…
Я положил трубку. Все шло, как полагается. Набрав пароль на клавиатуре компьютера, я вызвал доклад для «Парапсихологического Общества», а затем из специального файла добавил в него пару страниц текста — все должно было быть в полном ажуре. В моем распоряжении оставалось около часа, и я «отстучал» кое-какую докладную, отослал ее по e-mail мистеру Пиннекотту и выключил ноутбук.
Затем уселся в мягкое кожаное кресло и принялся анализировать свое состояние. Оно было в норме, сердцебиения и излишней потливости, как однажды у Сименса, не наблюдалось, разве что с непривычки отметил некоторую сонливость, но в пределах допустимого. Все-таки только что пересек Атлантику.
Переход произошел практически мгновенно, и ориентацию я не потерял. Ну, что ж, Босс будет доволен, а мне следующая звезда на погонах никогда не помешает. Засиделся я уже в майорах, несомненно.
Пожалуй, нужно сходить в номер Зинермана, еще раз проверить обстановку, мало ли что. Я с трудом выкарабкался из кресла и, проходя мимо большого овального зеркала, взглянул на свое отражение. На меня глядел высокий худощавый брюнет лет двадцати шести — двадцати семи с вьющимися волосами и голубыми глазами. Щетина на щеках и подбородке неприятно заскрипела, когда я потер ее. Линялый джинсовый костюм и мятая ковбойская рубашка в клеточку также особым вкусом не отличались. Что поделать, здесь не армейский плац. А жаль.
