По дороге домой он снова вспоминал концерт, и одна из сцен, в которой танцоры превращались в пум и леопардов, внезапно навела его на дикую мысль относительно Аркуловской "девочки не отсюда", как назвал её сын Марии, но серьёзно обдумывать такую версию событий Денис не решился, опасаясь попасть в одну палату с Ильёй. Тем не менее мысль не исчезла и, осев где-то в глубинах сознания, осталась тихо ждать своего часа.
Посмотрев в экран заднего вида, Денис вдруг обратил внимание на следовавший за ним тёмно-синий мобиль - возникло ощущение, что он уже видел его до этого то ли припаркованным неподалёку, то ли едущим, как сегодня, сзади, когда мотался по рабочим делам.
Подъезжая к дому, Денис заметил, что преследователь тоже притормаживает. Денис вышел из мобиля и, отправив его на подземную стоянку, быстро зашагал к припарковавшемуся метрах в двадцати дальше по улице незнакомцу. Но тёмно-синий мобиль не стал дожидаться, пока Денис подойдёт и, тут же тронувшись с места, проехал мимо, быстро набирая скорость.
Запомнив номер, Денис озадаченно смотрел ему в след, гадая, действительно ли это была слежка, или у него начинается паранойя, и пассажир а, скорее, пассажирка, просто испугалась бегущего к ней среди ночи незнакомого мужика.
След то и дело терялся, и стоило невероятных усилий обнаруживать его вновь и вновь. Но боль заставляла искать, она обостряла чутьё и гнала вперёд, помогая уловить тонкую нитку связи. Сил было немного, и приходилось часто останавливаться, хоронясь в тёмных подворотнях и тупиках. Кровоток восстанавливался медленно, тело пока оставалось холодным, не давая быстро двигаться. Очень хотелось вернуться обратно к покою, в примитивное бытиё, без мыслей и тревог, когда любое волнение - чисто физиологическое порождение, отклик на инстинкт и телом управляет не самосознание, а простая биология жизни.
Но без отца возвращение к примитиву было невозможно, так же как и восстановление сложной формы, и ей оставалось только застыть в промежуточном состоянии, замедлиться, замереть в бесчувствии, пока обстановка не переменится, пока что-то не случится. И оно случилось. Пришла боль. С силой толкнувшись в позвоночник, отцовская боль волной растеклась по нервам и приказала телу очнуться и бежать.
Она плохо помнила, как оказалась здесь, в тёмном мокром городе, в поисках следов отца. От льющихся сверху потоков холодной воды её бил озноб, мешая прийти в себя, и она оставалась в мало вменяемом состоянии: самосознание пробивалось вспышками, иногда озаряя истинную цель поиска, но большую часть времени она почти не понимала, что делает, просто выживала, чтобы и дальше двигаться по нитке связи. Когда тело окончательно пробудилось и согрелось, она смогла, наконец, побежать. Рассудок не восстановился, но зато проснулся голод. Поиск связи и отцовская боль постоянно отнимали силы, и тогда она научилась охотиться на крыс, действуя чисто инстинктивно, чувствуя, что они - единственные доступные в городе источники жизненной энергии. Крысы помогали, другие обитатели - мешали, и их следовало опасаться, что она и делала, оставаясь быстрым силуэтом во тьме, призрачной тенью, клубком нервных волокон, ловящих позывные отца.
