Иногда Козлова можно увидеть на дороге из Трошина в Пыщуг, куда он ходит за картоном. Он идет походкой человека, сворачивающего за угол, настороженно поглядывая на перелески, речки, угоры. По напряжению лица его, по взгляду нетрудно понять, что земля полна для него ежесекундно совершающихся событий, обновлений, угасаний, а он силится найти во всем этом наиболее созвучное, яркое, что может быть прочувствовано до конца.
У дороги пестро одетые женщины в платках сгребают сено.
— Здравствуйте, Алексей Никифорович, — говорит одна из них, разогнувшись и прикрыв от солнца загорелое лицо.
— Здравствуйте! — отвечает Козлов и объясняет: — Ученица моя. Я ее года четыре назад в Шарье учил. Теперь в столовой работает да на лето в колхоз вот приехала. Она меня знает, а я-то вот ее имени не припомню.
Дорога уходит в пашни, прохваченные перелесками и озимью. Все это растянуто по мягким, плавно вступающим один в другой, холмам. Они наполняют сердце тонкой музыкой слияния глубоких и неуловимых тонов и линий.
Это же чувство, сходное с успокаивающим парением затухающих качелей, есть в работе Козлова, которая называется «Тишина». На ней изображены вечерние холмы с лилово-сиреневыми полосами пашен, отороченных темным узким лесом, дальше луга, озими, леса. Все уходит в туманную, становящуюся равниной даль, где разлита тонкая поздняя синева. Картина наполняет в высшей степени русским ненавязчивым лиризмом, размышлениями, какие порой приходят с музыкой Калинникова.
— Тысячу раз ходил я уже по этой дороге, — прерывает размышления Козлов, — иногда надоедает она, как вспомнишь, что идти надо. Стоит же выйти, и каждый раз видишь ее по-новому, словно впервые.
Нужно расставаться. Хочется долго смотреть вслед ему, человеку, который в тысячный раз может с чувством обновления пройти по старой дороге, для которого каждый уголок земли полон неповторимой, непрекращающейся жизни.
Он уходит навстречу новым своим замыслам, поднимаясь на холм настороженной походкой человека, сворачивающего за угол.
Уходит конец июля. Синее небо подергивается белесоватостью. Листва на деревьях стала жестче, а ветер — храбрее и шире.
Слушай, слушай, как звенят в эту пору раскинувшиеся на все небо березы! Ты все здесь услышишь: и предчувствие надвигающейся осени, и лесные летучие песни, и гаснущие птичьи гомоны, и сладостное ощущение полета, которое охватывает на ветру березовые ветви.
А смотри, смотри, какой золотой снег сыплется в поля и рощи! Уже под ноги тебе целый сугроб намело. Подними, встряхни на ладони рыжеватые легкие снежинки и догадайся, что-это молодое березовое семя. Из каждого семечка по березе вырасти может. Ох и сколько же звона прибавится тогда в ветреный день над Пыщугом! Целая березовая симфония. А под ноги уже настоящий остров рыжего снега надуло.
