Внизу гулко грохнуло, и волна воздуха, взмыв вверх, ударила в каменный козырек над пещерой, пахнула гарью в лицо Ворха — взрыв. Ворх отпрянул от лаза, втиснулся в какую-то расщелину и замер. Взорваться мог только снегоход, на котором он приехал сюда, — значит, покушение! На Верховного кселенза! Это не укладывалось в голове. Это же…
А почему бы и нет, подумал Ворх с усмешкой. Ведь и сам он приехал сюда не развлекаться. Вот только забрался в эту глушь без охраны, как будто специально для удобства врагов. Какая непростительная опрометчивость!
Над лазом пронеслась с шипением лавина снега, сорванного с вершины взрывной волной; в пещере стало темно от взметнувшейся снежной пыли. Она забивала рот, глаза, уши, лезла под одежду. Но лавина проскочила быстро, снежная пыль улеглась, и Ворх подумал, что ему 'повезло дважды. Первый раз, когда не стал углубляться в горы и избежал смерти от взрыва снегохода. А вторая удача была в том, что, добравшись до первой же испещренной горы, он полез наверх, под козырек, а не остался внизу, где был бы сейчас завален снегом в какой-нибудь из пещер.
Теперь предстояло избавиться от убийц. Он понимал, что они обязательно появятся и, конечно же, не оставят его в живых.
И они появились- в пещеру проник пронзительный свист глайдера. Скорее прятаться! Убраться в глубь пещеры, в толщу горы, чтобы их приборы контроля за мыслями не уловили и тени какого-либо образа. Окаменеть.
Выбрался из пещеры после того лишь, как еще раз услышал свист улетающего глайдера. Огляделся. Дождался, когда серебряная лодочка зависла над вершиной дальней горы и скрылась за ней. Вот теперь можно безбоязненно думать…
В эти дикие, пустынные места Верховный кселенз Ворх приехал тайно, чтобы побыть одному и обдумать план дальнейшей борьбы без опаски, что кто-то подслушает мысли. За последние триста лет немногие могли позволить себе такую роскошь. Ворх рискнул. Выбрался из зоны массовой слежки за мыслями, чудом избежал смерти, остался, наконец, один, но — не думалось. Его честолюбивые замыслы как бы поблекли, отодвинулись на второй план, а в Ворха вошло неведомое ранее чувство беспричинной тоски, грусти о прошедшей молодости, желания счастья. С чего бы это, задумался он, рассматривая распростертую перед ним лощину и горы — гигантские волны окаменевшего океана, величавые и такие безразличные к его судьбе.
Клонился к закату Зведон, перекрасил в синее заснеженную лощину, простиравшуюся под ногами Ворха, позолотил чехлы на скаракостах — деревьях радости, мак и тут росших на пологих склонах. Живой его свет отступал, отодвигался к вершинам, еще сверкавшим льдистой прозрачностью, а низины заполнялись голубым сиянием от пылевого кольца, все явственнее проступавшего на небе белой дугой. И все это превращение происходило в такой тишине, что Ворху показалось: он слышит течение электричества по обогреваемому костюму.
