В сущности, Грейс обращала внимание на молодых джентльменов лишь в том случае, если, с точки зрения художника, они обладали достаточно любопытной внешностью. И, по словам матери, именно этим объяснялось то обстоятельство, что те, в свою очередь, тоже не питали к ней большого интереса.
Но Грейс это ничуть не огорчало.
Свое сердце она отдала Колину, и хотя ей трудно было представить свое будущее с ним – учитывая тот факт, что он писал ей очень редко и без единого слова о чем-то личном, – она все равно ничего не могла с собой поделать. Любить его было такой же естественной потребностью, как и дышать. И столь же настоятельной, как заниматься живописью.
В этот вечер они всей семьей отправились на бал, устроенный герцогиней Сконз. Грейс оттанцевала несколько танцев, после чего села ужинать со своей сестрой, стайкой ее поклонников и лордом Макиндером, шотландцем, который по всем признакам становился ее обожателем. Несмотря на то что не был ни стариком, ни вдовцом, ни полуслепым.
По окончании ужина они с сестрой вернулись в бальный зал, и именно тогда по помещению словно что-то прошелестело.
Грейс обернулась: в дверях стоял Колин. Вокруг нее слышались перешептывания – ведь совсем недавно он был назначен капитаном корабля, став самым молодым британцем, удостоившимся такой чести.
Его мундир был просто великолепен – темно-синий, с золотистым позументом и такими же пуговицами во всю грудь. Сверкающие эполеты бронзового цвета придавали ему еще более мужественный вид, а белый галстук-шнурок подчеркивал черноту его глаз.
И Грейс знала, что в глубине этих глаз таится тайна, которую он никогда не выдавал, за исключением того случая на берегу озера.
Она шагнула было в его сторону, но заставила себя остановиться. Лили всегда настаивала на важности того, чтобы именно джентльмены увивались за дамами, а не наоборот.
И, оставшись на месте, Грейс получила возможность созерцать наиболее романтическую сцену, когда-либо случавшуюся в Лондоне. По крайней мере, именно так утверждали многие на следующее утро. По мере того как Колин продвигался вперед, гости, заполнявшие зал, чудесным образом, словно по наитию, расступались, образуя достаточно широкий проход, на одном конце которого находился предмет ее обожания – поклонившись леди Сконз, он распрямился, поднял взгляд – а на другом оказалась… Лили.
Грейс всегда стремилась быть объективной, и, на ее взгляд, в ярком освещении зала сестра выглядела столь же прекрасной, как сказочная фея. На ней было платье несколько бледной расцветки, но поскольку к ткани приложила собственную руку герцогиня Ашбрук, Лили блистала каким-то сдержанным блеском, отчего ее кожа казалась безупречной, а волосы сияли, как рубины на белом бархате. Она имела идеальную фигуру – округлую там, где это нужно, и утонченную во всех прочих местах.
