Чтобы скрыть следы самострела, стрелки обертывали руку, в которую намерены были стрелять, мокрой портянкой.
Портянка предохраняет кожу от ожога и порохового налета.
И это расшифровали.
Теперь выдумали новый способ: калечат руки капсюлями ручных гранат.
Стоит только зажать капсюль в руке и стукнуть кулаком о твердое – легкий взрыв, и ладонь разлетается в куски; пальцы, державшие капсюль, трепыхаются на земле.
Перед каждым наступление выдают на руки по две гранаты с капсюлями.
И перед каждым наступлением из роты выбывает восемь-десять стрелков, искалеченных капсюлями.
Батальонный адъютант, разбирая гранату, ругал русских ученых:
– Хвастают «мы да мы», а ничего дельного изобрести не могут. Посмотрите на русскую гранату: ведь это не граната, а средство для освобождения от военной службы. Еще два года войны – и все наши солдаты будут беспалыми… И судить их за это нельзя. А попробуйте вы ранить себя немецкой или английской гранатой…
* * *
Третий день подряд отбиваем немецкие атаки. Осатанелое солнце так некстати обдает нас снопами испепеляющего зноя.
Воды под рукой нет, а хочется смертельно пить. Курева тоже нет.
Немцы, как всегда, параллельно с атаками ведут усиленный обстрел нашего тыла.
Третья линия на этот раз пострадала не менее первой. Ее сравняли с землей. Все телефоны, связывающие нас со штабами, оборваны.
Шесть раз подбегали скованные железной дисциплиной загорелые усатые люди к нашим окопам и изрешеченные, смятые огнем пулеметов и винтовок шесть раз они откатывались обратно, устилая трупами каждую пядь земли.
Раненые, забыв дисциплину и всякие понятия о чести родины, мундира, громко шлют кому-то проклятия.
Кого проклинают?
Нас? Своих командиров? Правительство?
Вероятно, всех. Все виноваты.
Живые уходят в свои окопы.
Раненые в междуокопном пространстве зовут на помощь своих друзей, зовут и врагов, но ни те, ни другие не идут их подбирать…
И вот уже третьи сутки тяжело раненые лежат перед нашими окопами рядом с убитыми, с разлагающимися и гниющими мешками мяса. Эту картину я вижу на фронте не впервые, но она всегда производит одинаково кошмарное впечатление.
Прапорщик Горбоносов, нежный, впечатлительный юноша, только что прибывший из училища в шестую роту, надел маску, чтобы спастись от трупного запаха. Над ним смеются и офицеры, и солдаты, хотя сами поминутно сплевывают и ругаются матом в знак протеста против того же трупного запаха.
Очевидно, матерщина предохраняет от заразы не хуже маски.
