Внизу по улице двигалась какая-то фигурка. Маленькая фигурка в красном тренировочном костюме — явно с чужого плеча. Это была Ева Лотта. Она весело размахивала мокрым платьем и насвистывала свою любимую песенку:
— Жила-была девчонка, звалася Юсефин…
«Только бы она меня не заметила, — молил Калле, — только бы не заметила… Если она скажет: „Привет, Калле!“ — все пропало!»
Ева Лотта подошла ближе.
«Ясное дело, заметит… Ясное дело, она смотрит на мою наблюдательную вышку! Ой, ой, и зачем только я залез сюда?!»
— Привет, дядюшка Эйнар! — поздоровалась Ева Лотта.
Дядя Эйнар всегда радовался при виде Евы Лотты, но сейчас почти что пришел в восторг.
Как хорошо, что ты здесь, Ева Лотта! — сказал он. — Я как раз собирался пойти опросить, готов ли у твоей мамы обед. Так что пошли вместе.
Он помахал рукой стоявшим у калитки.
До свидания, ребята! — попрощался он. — К сожалению, я должен отчалить!!!
— До свидания, дорогой старина Эйнар, — попрощался с ним и Бледнолицый. — Будь уверен: мы еще увидимся!
Ева Лотта вопросительно взглянула на дядю Эйнара.
— А ты не приглашаешь своих друзей к нам пообедать? — удивилась она.
— Нет. Им, видишь ли, некогда.
Дядя Эйнар взял Еву Лотту за руку.
— В другой раз, маленькая фрёкен, — пообещал Мордоворот.
«Теперь… дело идет о… — подумал Калле, когда Еве Лотте предстояло пройти мимо клена. — Ой! Ой!»
— Жила-была девчонка, звалася Юсефин…
Ева Лотта запела и по привычке бросила взгляд на развилку клена, где была наблюдательная вышка Белой Розы. Прямо в ее веселые голубые глаза смотрел Калле.
Долгие годы ты была доблестной воительницей Белой Розы. Ты участвовала во многих кровопролитных битвах индейцев с бледнолицыми. Приходилось тебе бывать и разведчицей союзников в минувшей мировой войне… И научиться двум вещам: никогда ничему не удивляться и держать язык за зубами, когда это необходимо. А теперь вот там, на развилке клена, сидит твой соратник, предостерегающе приложив палец ко рту, и на его лице написано лишь одно слово: «Молчи!»
Вместе с дядей Эйнаром Ева Лотта молча проходит мимо, напевая:
— Всего-то у нее и было, что швейная машина,
Швейная машина-шина-шина,
Швейная ма-ма-ма-шина…
«Что вы думаете, господин Блумквист, об этой примечательной беседе?»
Калле лежал на спине под грушевым деревом у себя в саду, и этот вопрос задавал ему его воображаемый собеседник, снова бравший у него интервью.
— Ха! Как сказать! — усмехнулся господин Блумквист. — Прежде всего ясно, что в этой криминальной драме мы имеем дело не с одним мошенником, а напротив, с целой троицей. И предупреждаю вас, молодой человек (воображаемый собеседник был весьма молод и неопытен), предупреждаю вас! В ближайшем будущем произойдет немало событий. Самым благоразумным было бы держаться по вечерам дома. Тут явно предстоит борьба не на жизнь, а на смерть, и тому, кто не привык встречаться с отбросами общества и всяческими подонками, грозит страшная трепка нервов!
