В той высокой ограде, на верху которой я примостился всего лишь накануне утром, оказалась калитка. Старая дама отперла ее ключом, а по ту сторону нас поджидал грубой наружности коренастый малый; обеими руками он опирался на внушительный посох. Тетушка тут же с ним заговорила.
— Сим, — сказала она, — вот это и есть тот самый молодой человек.
Сим проворчал что-то невнятное и головой и рукой изобразил нечто вроде приветствия.
— А теперь, мистер Сент-Ив, вам самое время отправляться в путь, — заявила тетушка. — Но прежде дайте-ка я разменяю ваши пять гиней. Вот вам четыре фунта ассигнациями, а остальное мелким серебром, шестипенсовик я удерживаю. Некоторые берут за размен шиллинг, но так и быть, пусть будет в вашу пользу. Смотрите, распоряжайтесь ими как можете разумнее.
— А это для вас плед, мистер Сент-Ив, — впервые заговорила со мною Флора, — в таком трудном путешествии он вам будет необходим. Надеюсь, вы не откажетесь его принять из рук вашего шотландского друга, — прибавила она, и голос ее дрогнул.
— Настоящий падуб, я сам срезал, — молвил Рональд и протянул мне преотличную дубинку. О такой в случае драки можно только мечтать.
Церемонность, с какою были вручены эти дары, и ожидавший меня погонщик яснее всяких слов говорили, что пора отправляться в путь. Я опустился на одно колено и распрощался с тетушкой, поцеловав ей руку. Таким образом я простился и с племянницей — но несколько горячее! Рональда же я заключил в объятия и прижал к груди с такой нежностью, что он лишился дара речи.
— Прощайте! Прощайте! — повторил я. — Никогда я вас не забуду, друзья мои. Вспоминайте меня хоть изредка. Прощайте!
С этими словами я поворотился и пошел прочь и почти тотчас услыхал, как за моей спиною в высокой стене захлопнулась калитка. Это, уж конечно, было делом рук тетушки, и, если я хоть что-то понимаю в человеческой натуре, она бы на прощание охотно наговорила мне резкостей. Но уверяю вас, даже доведись мне их выслушать, я бы ничуть не обиделся, ибо глубоко убежден, что если в «Лебяжьем гнезде» у меня остались поклонники, то и тетушка была меж них не последняя.
Мне не сразу удалось догнать моего нового товарища, ибо хотя шел он, уродливо переваливаясь и словно бы не спеша, однако при желании становился поистине скороходом. Мы поглядели друг на друга. Я — с вполне естественным любопытством, он — с нескрываемым отвращением. Уже потом мне стало известно, что с самого начала он настроился против меня: увидев, как я преклонял колени перед дамами, он почел меня за шута горохового.
