Мир человека в слове Древней Руси | страница 2
Самым трудным явилось требование таким образом «отжать» иллюстративный материал, чтобы при знакомстве с ним менее всего пострадали бы читатель и сама идея компактного описания модели человеческого мира в представлениях Древней Руси. Кое-что опущено напрасно, это ясно теперь, когда книга завершена, но я надеюсь, что углубленному изучению тех или иных проблем отчасти поможет указанная в конце книги специальная литература; в ней же читатель найдет и подробности, которые опущены в данной книге. Выбор самих источников, которые использованы для иллюстраций, во многом определялся авторской концепцией поднятых проблем. Приходится в связи с этим еще раз остановить внимание читателя на той мысли, что целостная модель древнерусского мира, изложенная в книге, создана автором. Однако не уверен, что опровергая некоторые частные аспекты изложения или не соглашаясь с ними, оппоненты добьются положительного результата. В конце концов, здесь излагаются результаты исследований по истории языка за последний полуторавековой период, так что по меньшей мере и они должны будут предложить собственную интерпретацию этих коллективных усилий русистов-историков.
Сложность изложения в некоторых случаях определялась особенностями исторического развития языка и общества. Развитие народных представлений о мире, отражаясь в слове, постоянно испытывало давление извне, прежде всего — со стороны славянского книжного языка, который слагался постепенно, в течение нескольких столетий, начиная с IX в., от первых переводов Кирилла и Мефодия — первоучителей славян. В течение всего средневековья и разговорный русский язык испытывал очень сильное влияние со стороны византийской культуры. Многие русские особенности современного быта (кажущиеся этнографически исконными) на самом деле возникли под прямым воздействием этой культуры, более развитой и включавшей в себя все достижения цивилизации того времени. Нет нужды затушевывать подобные сложности исторического развития восточных славян и упрощать изложение темы за счет привлечения одного лишь «народного» — разговорного — языка. Тем не менее, описывая древнейшие этапы развития народных представлений о специфически опорных понятиях, выраженных в слове, пришлось, во-первых, уделить особенное внимание более или менее подробным соответствиям древнерусского и византийского (на основе переводов с греческого языка), во-вторых, установить линии семантического развития слов, отражающих развитие народных русских и литературно-книжных представлений, образов одного и того же понятия о социальных или общественных отношениях Древней Руси. Пришлось использовать также материалы других языков (в самом незначительном, но совершенно необходимом количестве), иначе оказались бы неясными источники заимствования той идеи или словесного образа, которые наш современник простодушно считает исконно русскими.