Оланна сразу догадалась, к чему он клонит. И все же, услышав продолжение: «Лучше бы все оставалось по-прежнему», она была тронута и польщена.
— Ты еще встретишь хорошую девушку…
— Ерунда, — отрезал Мухаммед.
Сидя с ним рядом, потягивая кока-колу, Оланна вспомнила, как исказилось болью его лицо, когда она сообщила, что уходит от него, поскольку не хочет ему изменять. И как была потрясена, когда Мухаммед ответил: можешь спать с Оденигбо, только не бросай меня! Тот самый Мухаммед, который полушутя-полусерьезно хвалился, что его предки — воины-мусульмане, воплощенное мужское начало! Вот почему, наверное, ей всегда суждено испытывать к Мухаммеду нежность пополам с эгоистичной благодарностью. Он мог бы сделать их разрыв куда больнее, наказать ее чувством вины.
Оланна отставила бокал:
— Поедем кататься. Обидно, когда приезжаешь в Кано и видишь только Сабон-Гари — сплошь цемент и жесть. Хочу взглянуть на древний глиняный истукан, еще раз проехаться вдоль городских стен.
— Ты совсем как белая туристка — таращишь глаза на самые обычные вещи.
— Правда?
— Шучу. Как же ты будешь жить со своим психом-лектором, если шуток не понимаешь? — Мухаммед поднялся. — Зайдем сначала к маме поздороваться.
Проходя через калитку позади дома и внутренний дворик в крыло, где жила мать Мухаммеда, Оланна вспомнила трепет, с которым когда-то сюда входила. В комнате для гостей все осталось по-прежнему: стены, выкрашенные золотой краской, роскошные персидские ковры, потолки с тиснеными узорами. Не изменилась и мать Мухаммеда: все то же кольцо в носу и шелковые шарфы на голове. Она выглядела такой ухоженной, что Оланна удивлялась: как не надоест каждый день наряжаться, чтобы сидеть взаперти? Сегодня, однако, пожилая женщина не смотрела на Оланну свысока, не говорила сквозь зубы, не глядела мимо ее лица на резные панели. Она встала и обняла Оланну.
— Ты просто картинка, дорогая. Береги от солнца свою прекрасную кожу.
— Na gode.[34] Спасибо, Хаджия. — Удивительно, как некоторые люди умеют управлять чувствами, по своей воле чередовать гнев и милость. — Я уже не твоя невеста-игбо, которая запятнала бы вам родословную, — сказала Оланна чуть позже, садясь с Мухаммедом в его красный «порше». — Значит, я больше не враг.
— Она знала, что я все равно на тебе женился бы. Ее никто не спрашивал. Но твои родители к перспективе нашего брака относились не лучше. Да что теперь об этом говорить!
— Прости, — сказала она.
— Не за что извиняться. — Мухаммед взял ее за руку. В машине что-то заскрежетало, когда они выезжали из ворот. — Выхлопная труба забита пылью. Эти автомобили не для здешних мест.
