Оланна пощупала ткань.
— Согласна.
— А видела, в чем он был одет? Необыкновенно! Ezigbo![24] — Мать присела к ней на постель. — Говорят, он не ходит в одном и том же. Наденет раз — и отдает слугам.
Оланна вообразила слуг, чьи сундуки ломятся от кружев, — наверняка беднягам платят гроши, зато раздают агбады с хозяйского плеча, в которых им некуда пойти. На душе было тяжело. Разговоры с матерью утомляли ее.
— Какой выбираешь, нне?[25] Я велю сшить для вас с Кайнене блузки и длинные юбки.
— Спасибо, мама, не надо. Закажи лучше что-нибудь для себя. В Нсукке мне вряд ли понадобятся дорогие кружева.
Мать провела пальцем по тумбочке у кровати.
— Эта дура горничная плохо вытирает пыль. Думает, я ей плачу за красивые глаза?
Оланна отложила книгу. По натянутой улыбке матери, по скупым жестам она догадалась, что та хочет что-то сказать.
— Как дела у Оденигбо? — выговорила мать.
— Все хорошо.
Мать вздохнула преувеличенно громко, будто моля, чтобы Оланна одумалась.
— Ты хорошо подумала насчет переезда в Нсукку? Уверена?
— Ни капельки не сомневаюсь.
— Но ведь там никаких удобств! — При слове «удобств» мать заметно содрогнулась.
— Обойдусь и без удобств, — заверила Оланна и едва сдержала улыбку: наверняка мама представила скромный университетский домик с убогой мебелью и голыми полами.
— Ты можешь найти работу в Лагосе, а по выходным ездить к нему.
— Не хочу работать в Лагосе. Я хочу преподавать в университете и жить с ним.
Мать смерила Оланну взглядом и поднялась.
— Спокойной ночи, дочка, — сказала она тихим, обиженным голосом.
Оланна долго смотрела на дверь. Недовольство матери не было для нее внове, оно сопровождало почти все ее важные решения: когда Оланна предпочла двухнедельное исключение из школы Хитгроув, отказавшись извиниться перед учительницей за слова, что уроки по Пакс Британника[26] противоречивы; когда примкнула к студенческому движению за независимость в Ибадане; когда отказалась выйти замуж за сына Игве Окагбуэ, а потом — за сына господина Окаро. И все — таки каждый раз она чувствовала себя виноватой, каждый раз ей хотелось попросить прощения, как-то загладить вину.
Оланна уже засыпала, когда постучала Кайнене.
— Ну? Раздвинешь ноги перед этой слоновьей тушей в обмен на папин контракт? — спросила она.
Оланна подпрыгнула от неожиданности. Она уже не помнила, когда Кайнене в последний раз заходила к ней в комнату.
— Папа буквально утащил меня с балкона, чтобы оставить тебя наедине с душкой министром, — продолжала Кайнене. — Интересно, если он тебя не заполучит, будет заключать с папой договор или нет?
