Спустя шесть дней они поменялись ролями: «Мы не только прикрыли его, но и загнали турок обратно в крепость».>[122] Воронцов, писавший эти слова в 1796 году, приводит оба сражения как доказательство некомпетентности Потемкина. Оба злились на необходимость принять помощь друг от друга.
Силистрия не сдалась, и армия вернулась за Дунай. Екатерина начинала понимать, что слава стоит дороже, чем она думала. Армия требовала все новых и новых рекрутов. Год выдался неурожайный. Жалованье солдатам задерживалось, а самих их косила лихорадка. В Турции разразилась чума, и генералы опасались, чтобы эпидемия не перекинулась на южные армии. Надо было срочно вступать в переговоры с турками, пока они не забыли Ка-гул и Чесму. Но в сентябре 1771 года страшная новость пришла из Москвы.
Чума объявилась в древней столице и стала распространяться с ужасающей быстротой. В августе умирало по 400-500 человек в день. Дворяне бежали; чиновники не знали, что предпринять; губернатор уехал из города; Москва погружалась в хаос; разлагающиеся трупы усеивали улицы; дымили зловонные костры. По городу бродили толпы отчаявшихся горожан и крестьян, уповающих на последнюю надежду: чудотворную икону Божьей Матери Боголюбской.
Епископ Амвросий, единственный оставшийся на месте представитель власти, приказал убрать икону, чтобы уменьшить риск заражения. Рассвирепевшая толпа растерзала его. Это был тот самый Амвросий, который когда-то дал Потемкину денег на поездку в Петербург. В стране, истощенной войной, толпа, как всегда, набирала силу. Чума грозила развязать и нечто более страшное — крестьянский бунт в провинции. А смертность все продолжала расти.
Григорий Орлов, которому Екатерина до сих пор не давала возможности проявить себя, вызвался отправиться в Москву. Он выехал 21 сентября 1771 года. Когда он приехал, смертность достигла
21 тысячи человек в месяц. Орлов бросился энергично действовать: сжег 3 тысячи старых домов, провел дезинфекцию 6 тысяч, устроил приюты для сирот, открыл городские бани, закрытые на карантин, и раздал продовольствия и одежды на 95 тысяч рублей.
22 ноября, когда он уезжал, смертность заметно уменьшилась — возможно, благодаря холодам, но, так или иначе, порядок в Москве был восстановлен. 4 декабря в Петербурге Орлова встречал ликующий народ. В Царскосельском парке Екатерина построила в его честь триумфальную арку и даже приказала выбить памятную медаль. Казалось, будущее Орловых — рода героев, как их называл Вольтер, — безоблачно.
