Эту главу я привожу в первозданном виде. Я вмешался лишь из-за того, как Моргенштерн использует скобки. Выпускающий редактор Харкорт снова и снова заполняла поля корректуры вопросами: «Как это может быть
доЕвропы, но
послеПарижа?» И: «Как это может происходить до гламура, ведь гламур является античной концепцией? Смотрите “glamer” в Оксфордском словаре английского языка». И в конце концов: «Я схожу с ума. Что мне делать с этими скобками? Когда происходят события этой книги? Я ничего не понимаю. Помогиитеее!!!». Дэнис, выпускающий редактор, работала над всеми моими книгами, начиная с «Парней и девушек», но никогда ещё не была так эмоциональна в своих пометках на полях.
Я ничем не мог ей помочь.
Либо Моргенштерн писал свои замечания в скобках серьёзно, либо нет. Возможно, некоторые их них он делал серьёзно, а некоторые – нет. Но он никогда не отмечал, какие из них были серьёзными. Или, может быть, это лишь авторский способ стилистически сказать читателю «это неправда; этого никогда не происходило». Я думаю именно так, хотя, если вы почитаете историю Флорина, это происходило. Факты, по крайней мере; об истинных причинах людских поступков никому знать не дано. Могу лишь предложить вам не читать примечания в скобках, если они вас запутывают.
– Быстро – быстро – подойди, – отец Лютик выглядывал из окна своего фермерского дома.
– Что такое? – отозвалась её мать. Она никогда и никого не слушалась.
Отец быстро ткнул куда-то пальцем.
– Посмотри...
– Сам посмотри; ты это умеешь.
Брак родителей Лютик нельзя было назвать счастливым. Каждый из них мечтал лишь о расставании.
Отец Лютик пожал плечами и вернулся к окну.
– Ахххх, – произнёс он через некоторое время. И чуть позже ещё раз, – ахххххх.
Мать Лютик на секунду оторвала глаза от еды, которую готовила.
– Какие богатые, – сказал отец Лютик. – Они восхитительны.
Мать Лютик, поколебавшись, положила ложку, которой тушила мясо. (Это было после тушеного мяса, но абсолютно всё было после него. Когда первый человек вылез из грязи и построил свой первый дом на земле, его ужином в ту первую ночь было тушеное мясо.)
– Мое сердце переполнено великолепием, – очень громко пробормотал отец Лютик.
– Что там такое, коротышка? – поинтересовалась мать Лютик.
– Сама посмотри; ты это умеешь, – только и ответил он. (Это была их тридцать третья перебранка за день – это было спустя много времени после перебранок – и он проигрывал, тринадцать-двадцать, хотя сильно сократил отставание с обеда, когда счет был семнадцать-два не в его пользу).
