— А теперь, Бартоломео, давай обсудим вот что, — говорил Хайм. — Может Лия избавиться от своего высокого, стройного мужа, если он не будет удовлетворять ее в каком-нибудь отношении?
— Этого можно не опасаться, — сказал Шейлок, подмигивая Лии, когда подливал вино в ее бокал. Лии хотелось бы, чтобы фата была сейчас опущена, иначе как скрыть румянец смущения, который еще усилился, когда ее кузены захихикали. Возле нее остановился мальчик, помогавший подавать на стол во время Шаббата. Развеселившись от шутки Шейлока, она взглянула на мальчика и разглядела как следует его лицо. Лия узнала его, но не могла вспомнить, где она видела его раньше, — где-то в городе, но где? Он же только приветливо посмотрел на нее, поставил на стол миску и отвернулся.
Аструга бросила кусок хлеба в Хайма. Хлеб попал ему в нос, Хайм схватил его и съел.
— Ты, как и все, знаешь: если бы Лия захотела избавиться от Шейлока, нужно, чтобы старшие дали ему право избавиться от нее, — сказала Аструга. — Но давайте не будем говорить сейчас о грустном!
— А что говорится на этот счет в Писании, отец Бартоломео? — спросил отец Шейлока, Гоцан.
— В каком Писании? — спокойно спросил священник, сидящий на другом конце стола.
— В каком хочешь! — отозвался Гоцан.
— Если мне позволено будет выбирать, то ответ прост, — проговорил отец Бартоломео, мирно поедая яйца: — Они — одна плоть, пока смерть не разлучит их.
* * *
— Значит, это тот священник, которому мой отец признается в своих прегрешениях? — удивленно проговорила Лия, когда они с Шейлоком, рука об руку, поднимались по лестнице в его комнаты на Талер де Моро, рядом с мастерской его отца в густо населенной части старого еврейского квартала. — Он знает, от чего я бегу и куда я бегу. Его имя часто звучало в нашем доме, но я его никогда раньше не видела.
— Он — старый христианин, викарий в церкви. Довольно известный священник. Даже епископ Квирога уважает его, а с Квирогой, который в свое время станет архиепископом, нельзя не считаться. Это — фанатичный, рьяный сторонник насаждения христианства на всей земле. Шесть крупных городов, двести восемьдесят семь маленьких городов, четыреста девятнадцать деревень, тысяча двести пятьдесят три бенефиция[26], сто шестьдесят четыре монастыря, пять тысяч человек и двести тысяч дукатов в год архиепископу…
— Но отец Бартоломео! Расскажи мне о нем.
— Он и Хайм вместе изучают древнееврейский и Тору, хотя Бартоломео называет ее по-другому. И он хранит секрет Хайма. И все наши секреты тоже.
