стал оказывать врачебную силу. Когда же умер он, то многие приходили издалека и покупали песочек у сторожей. Песочек стал истощаться, а цена ему возрастала, и вот прозорливые сторожа носили песок со двора, мочили его уж из-под себя, и продавали, но, несмотря на все это,
сила в песочке оставалась та же самая. Одна из таких-то поклонниц, купившая песочек, вылечила им своего сына, ребенка. Разболелся у ребенка животик, мать и дала ему в кашке пол-ложечки песочку, и ребенок выздоровел. Вату, которой заткнуты были у покойника нос и уши, после отпевания делили на мелкие кусочки. Наконец, многие приходили к гробу с пузырьками и собирали в них ту влагу, которая текла из гроба. Должно думать, что и эта влага будет оказывать целебное действие на детей. Срачицу, в которой умер Иван Яковлевич, разорвали на кусочки. Пришли солдаты его обмывать, но женщины вытолкали солдат вон, как недостойных, и сами его обмыли, и ту воду, которой обмывали, тут же выпили. Поэтому-то у пишущего сии строки есть и песочек и
кусочек срачицы, но воды нет. Во все время, пока тело стояло, ежеминутно служили панихиды. На могиле в день похорон, говорят, было отслужено до семидесяти панихид, за что причетники получили до 400 р., неизвестно только, ассигнациями или серебром. По отпевании прикладывались только к рукам покойника, которые были спущены из гроба, сам же он был весь закрыт, и прикладывались так долго, так усердно, что, казалось, конца не будет. Гроб до самой могилы несли мужчины и женщины. Хоронили его на счет Г. Заливского хотя он и католического вероисповедания. (См. в Сев. Пч. о похор. И. Як.) Этот же самый г. Заливский хоронил и Семена Митрича. Ко времени выноса из церкви собрались
уроды, юроды, ханжи, странники, странницы. В церковь они не входили, за теснотой, и стояли на улице. И тут-то среди белого дня, среди собравшейся толпы, делались народу поучения, совершались будто бы явления и видения, изрекались мнимые пророчества, хулы, собирались деньги, издавались зловещие рыкания, и пр. и пр.
[12]Неутешная толпа прямо с. похорон пошла в безумный дом, и венчала там на место Ивана Яковлевича нового юродивого, который уже лежал на его месте, испив малую толику от заупокойные чаши.
Новый юродивый, еще при жизни Ивана Яковлевича писавший записочки, сгоряча говорит не уставая, говорит много, но совершенно безотносительно к нуждам посетителей, и все больше о политических неустройствах, до которых никому дела нет. И поклонники умершего пророка, скорбя о невозвратной их потере, никак не могут забыть старого лжепророка. Московские купчихи завертывают в дорогие турецкие шали свечи и ладан, едут на могилу Ивана Яковлевича, и, отдавая там свои дары, говорят: свечи и ладан
