Он очень долго приучал зверей к присутствию неподвижной как статуя Моны Белинды. Урча и рыча, они наконец покорились, и когда он в первый раз репетировал свой номер без особых мер безопасности, когда в первый раз королевский тигр, с трепещущими от потаенного гнева ушами, смиренно лизнул ногу Моны Белинды, как ему было приказано; когда пугливая антилопа послушно взяла корм из ее рук, а неизменно добродушный слон в это время взмахнул хоботом над ее головой, сорвал яблоко с древа познания и мягко бросил его к ней на колени, — тогда укротителя захлестнуло ликующее чувство от приумножившейся власти и возвышения его личности.
Богоподобная слабость ума и отрешенность были причиной того, что Мона Белинда абсолютно не сознавала опасности и затаенной клокочущей злобы зверей. Испытай она страх хоть раз, наверняка стало бы невозможно в ее присутствии удерживать зверей в повиновении, ибо они чуют страх в других тварях, и страх служит им сигналом, предваряющим неистовый прорыв их дикой ярости. Непрофессионалам не оценить, какой это был риск — вместе с хищниками вывести на манеж антилопу, чья глубинная сущность есть трепетный страх, больше того — ни на миг не исчезающая пугливость.
Но бесстрашие Моны Белинды простиралось не только на хищников, но и на укротителя. Его демонический взгляд, магия его воли, мощь его мужества — все сбегало с нее, как вода.
Он давно уже был побежден ее необычайной красотой, но при захватывающей, изнурительно трудной работе совершенно этого не осознавал. Он влюбился в Мону Белинду, она же где-то в вышине поводила головкой на длинной жирафьей шее, пребывая в изумленном самосозерцании, и на его пылкие взоры отвечала холодным взглядом по-индюшечьи круглых глаз, который мог скрывать все — и ничего.
Вот так она однажды и вышла в тот особенный вечер — вышла на манеж, поклонилась публике и заняла свое место под древом познания, даже не удостоив это древо хотя бы любопытствующим взглядом.
Потом выпустили неопасных зверей. Антилопа, обезьяны и слон протрусили в тупой покорности вокруг арены, приветствуя публику, и разбежались по своим местам, заняв привычные позиции. Вскоре последовал выход Адама с четой львов и королевским тигром.
И вот все заняли положенные места — тигр, пригнувшись, сел возле белых ног Моны Белинды, два льва вплотную друг к другу встали сбоку от нее, антилопа взяла из ее протянутой руки корм, а слон — ибо змею невозможно выдрессировать до такой степени — своим змееподобным хоботом потянулся к яблоку на ветке, и тут укротитель посмотрел на свою Еву, и ему захотелось поймать ее взгляд. Но она безучастно глядела на публику, как в зеркало, в котором тысячекратно отражалось ее изумление собственной красотой, великий триумф ее жаждущего поклонения тщеславия. Дрессировщик предельно напрягся, пытаясь воздействовать на нее. Она не отреагировала. Зверей охватило легкое беспокойство. Слон слишком резко бросил яблоко ей на колени, оно ускользнуло от ее протянутой руки и упало на песок. Это предусмотрено не было.
