«Без проблем…» — выдавил Гарри.
«Он был здесь», — заметила Норма, когда Гарри вернулся в ее квартиру.
«Кто?»
«Эдди Аксель из „Собственности Акселя“. Он прошел через все и стал чистым, как ясный свет».
«Он мертв?»
«Конечно, мертв. Он покончил с собой в подвале. Спрашивал меня, не видела ли я его душу».
«А что ответила ты?»
«Я всего лишь телефонист, Гарри. Всего лишь соединяю. Я не претендую на понимание метафизики». Она взяла бутылку бренди, которую Гарри предусмотрительно поставил на стол возле ее кресла. «Как мило с твоей стороны», — сказала она — «Присядь. Выпей со мной».
«В другой раз, Норма. Сегодня я слишком устал».
Он направился к двери. «Да, кстати», — вспомнил он — «Ты была права. На Райд-стрит действительно кое-что было».
«И где оно сейчас?»
«Ушло… Домой».
«А Ча-Чат?»
«Все еще где-то там. Во Дворце Скверны».
«Манхеттен видел и хуже, Гарри».
Такой факт был слабым утешением, однако Гарри пробормотал об этом, уже закрыв за собой дверь.
А снег все валил и валил.
Он стоял на крыльце и глядел на снежинки, танцующие в призрачном свете уличных фонарей. Он вспомнил где-то прочитанное — между ними никогда не найти двух одинаковых. Если такая изысканность свойственна обычной метели, что уж тогда удивляться происходящим событиям, носящим такие непредсказуемые обличия.
Он размышлял о том, что каждый момент сегодняшнего дня был похож на аттракцион — положить голову прямо в пасть вьюги. И он должен был наслаждаться каждой минутой, что бы не происходило, сознавая, что между морозными сумерками и рассветом есть бесчисленное множество существ — слепых, быть может диких и голодных — но в конечном итоге жадно стремящихся быть рожденными.
