Сейчас, после многонедельного отсутствия, Андрей нашел свою комнату чисто убранной… и чужой. Одежда аккуратно разложена в шкафу, книги на полках, «все лишнее» сложено в ящики и коробки…
Глухая ярость поднялась в его душе. Андрея злил не этот порядок, а то, с какой настойчивой самоуверенностью мать навязывает ему свои представления о жизни в целом и о «порядке» в его жизни, в частности. Мать действовала, как слон в посудной лавке, круша все, что, по ее мнению, не вписывается в «рамки».
Андрей присел на кровать. Снял со стены гитару. Перебрал отвыкшими пальцами струны. Музыки не получалось. Он задыхался в этом идеальном порядке, в этих удушающих волю «рамках».
Какая-то часть сознания, доставшаяся ему от матери, твердила тихонько, что это — свойственный молодости юношеский максимализм, противоречия, повторяющиеся из поколения в поколение, что порядок, стабильность — основа взрослой нормальной жизни, основа всех отношений. Бунт, хаос, конфликтность — обычные спутники формирующейся личности, ищущей свое место в жизни и остро реагирующей на любые попытки вмешательства в эти поиски, которые, по ее мнению, только подчеркивают ее слабость, ее зависимость, ее неумение и невозможность свериться с опытом, отсутствующим в этот период.
Самостоятельный поиск пути предполагает получение «шишек». Отрицание чужого опыта — это «убытки». Но это его убытки!
— Мужчины, обедать! — донеслось из кухни.
Андрей отложил гитару и отправился на зов.
Огромная кухня блистала показной, витринной, неуютной чистотой. Андрей не любил обедать на кухне. С большим удовольствием он бы предпочел перекусить в своей комнате за книгой или сидя у телевизора (когда матери не было, он так и делал).
На столе чистая скатерть, крахмальные салфетки, старинная супница с торчащим половником (мать приволокла столовый сервиз из какого-то антикварного магазина), двойные тарелки, сверкающие приборы — все так, как положено, как заведено, как надо.
(«Кому надо?» — подумал Андрей.)
Разговоры за столом не поощрялись. Так же, как и не разрешалось смотреть по сторонам, тянуться за чем-то самому, вставать до окончания трапезы. Целый свод правил и запретов, которые в него вдалбливала мать с самого детства, отравлял все удовольствие от пищи.
Такие обеды «в кругу семьи» напрочь отбивали у него аппетит. Суп проливался на колени, мясо соскальзывало с вилки на пол, компот тек мимо рта…
Андрей сел за стол, нарочно проигнорировал салфетку.
Мать промолчала. Встала, открыла крышку супницы, налила борщ в тарелку отца, потом себе. Замерла с половником, глядя прямо в глаза Андрея.
