— Я же сказал.
— Может передать чего? Она группу в Брест повезла, будет поздно… Я не понимаю: ты откуда?
— Из Москвы.
— Из Москвы? Интересно.
— Ладно, пойду я, — сказал Андрей, улыбаясь, — а то ваш сторож внизу грозился милицию вызвать.
— Плюнь на него! Ты че, правда к Фильке приехал? Я почему спрашиваю: она у нас такая недотрога. Нет, Олька симпатичная, но сейчас парням подавай таких, как в «Плейбое» — грудь — во и ноги от ушей, — тараторила девчонка, жадно вцепившись в рукав его куртки. — Все плакала. Особенно в последнее время: ах, я какая, ах, я никому не нужна! Может, передать чего? А?
— Я ее сам найду.
И Андрей легко сбежал на первый этаж.
Парень за конторкой так был увлечен футбольной баталией, что даже не заметил, как Андрей прошел мимо него к выходу.
Выйдя на улицу, Андрей тяжело вдохнул сырой воздух, наполненный запахами дождя и лета.
Конечно, не может быть все так просто. Повезла группу в Брест… Необходимо было набраться терпения. А что потом? Привет, я приехал?
Нет, не думать! Не думать об этом! Будь что будет! Главное — он нашел ее! Слова придут сами…
Андрей вспомнил сбивчивую речь девушки из общежития, и его не оставляло ощущение какой-то ужасной несправедливости, неправильности в отношении к его Оле окружающих.
— Закурить не будет?
Рядом стоял парень, а он даже не слышал, как тот подошел.
— Не курю.
— Понял, — и парень прошел мимо к входу в общежитие.
Сейчас Андрей пожалел, что не приобрел привычку курить — результат жесткого прессинга в этом вопросе со стороны матери. Потом уже и самому начинать курить не хотелось: занятия в секциях борьбы и в атлетических залах не позволяли. Хотя возникала такая мысль — назло матери, из духа противоречия сделать то, что она так долго запрещала.
Он присел на скамейку у входа и приготовился ждать. Тонко и назойливо пищали комары. Где-то далеко тихо ворчала гроза, словно нагруженная телега, которая ехала по ухабам. Город готовился ко сну. Андрей представлял, как в миллионах квартир люди досматривали последние фильмы, ужинали, укладывали детей… Тысячи окон гасли до следующего утра… А он сидел на скамейке и ждал свою судьбу. Сейчас он чувствовал себя самым одиноким, потерянным в мире человеком. А возможно, таким он ощущал себя всегда.
Не потому ли примчался он сюда, в незнакомый чужой город, за крылатой химерой, которую сам же нарисовал в своем воображении, только для того, чтобы приглушить эту боль одиночества.
Химеры, химеры…
Сколько сил, сколько мучительных размышлений, сколько надежд, сколько бессонных ночей — и все ради чего? Ради возможности увидеть еще раз девушку, которую знал, от силы, полчаса! Полчаса!
