Лера понимала, что ее настрой начнет вот-вот гаснуть, и тогда из шикарной идеи образуется пшик.
— Борщ, — проронила она без энтузиазма. — А пиццу я обещаю сделать такую, что просто пальчики оближешь!
Она улыбнулась, но отец все так же смотрел на нее невидящими глазами.
— Мне только денег вроде бы не хватает, — сказала она, понимая, что радость в голосе тает, как масло на сковороде.
— Так возьми, — он слабо кивнул в сторону шкафа, будто даже это движение было едва ли ему под силу.
Опущенные худые плечи, изможденное лицо, потухший взгляд, и даже, казалось, высокая залысина на его голове единогласно убеждали ее в том, что этот человек доживает свои последние часы.
«Нет, папа, нет, — хотелось ей бросится к нему, — у тебя еще много лет в запасе! Не ставь на себе крест, умоляю! В тебе больше нет прежней силы, но ты еще на многое способен. И я знаю точно, если ты прекратишь сам себя истязать и носить на себе этот камень, ты проживешь еще много, очень много счастливых лет!»
Эти слова застряли у нее в горле от невыразимой боли. Видя его таким, она едва ли могла сдержаться, чтобы не впасть в отчаяние и не захлебнуться от собственных рыданий. Хотелось просто плюнуть на все, высказать все, что она знает! Ведь иначе зачем она здесь и сейчас, если не может проявить этой близости? Какой тогда смысл во всем происходящем?!!
Но, Боже, что если она поразит его своими словами настолько, что это окончательно его добьет? Она не выдержит такого зрелища.
Валерия ринулась к шкафу, распахнула его и укрылась за дверцей. Дрожащие руки сами потянулись к пальто, — она вспомнила, где хранились деньги на мелкие расходы, словно ничего не менялось и она всегда брала их там. Несколько секунд хватило, чтобы взять себя в руки.
Решив, что двух рублей достаточно, Лера поспешила покинуть комнату.
— Я скоро вернусь, — обронила на лету.
Он не ответил.
Ближайший магазин Валерия, как ни странно, хорошо помнила. Типичный совдеповский гастроном — плитка и бетон, много бесполезного пустого пространства, жужжащие холодильники, запах рыбы, гниющих овощей, томатного сока на разлив, пива и выпечки.
Она не просто питала страсть к сыру, это была ее неизлечимая болезнь! Если бы она могла быть экспертом не только моды, но чего-либо еще, то это непременно стали бы сыры!
Норвежский Эмменталь, итальянский Асьяго, испанский Манчего, Австрийский Беркезе, Дамбо — золото Дании (и ее голубые сыры), голландский Эдамер, французский Бри, Канталь, Камамбер…
