– Значит, в кабинет...
– Нет. Вниз. Назад. Сейчас главное – твоя рана,
– Знаешь, Бин, у моих предков в Сибири было древнее правило: если сбился, заплутал в тайге, никогда не поворачивай назад. Иди только вперед, иначе закрутит, заманит, заворожит тебя лесной хозяин, уведет в безысходные топи и погубит тебя тайга. Мы с тобой в этой Башне как в тайге – не знаем, что, куда, как и зачем. II леса за деревьями не видно. Так что надо и действовать по таежному закону: хочешь кругом – иди прямо. Отступать не годится... Надо как-то обмануть объектив. Разбить его, что ли? Не успеть...
– Объектива я, к сожалению, не видел... Как он выглядит? Как те, которые осматривали стол?
– Нет. Этот короче. И линза не голубая, а почти черная... И по-моему... Да, пожалуй, линза плоская...
– Да... Больше похоже на окуляр фотоэлемента, чем на объектив... И плащ... Зачем Правителю плащ в помещении с идеально кондиционированным воздухом, а? А плащ этот висит в двух прихожих, и, кажется, Аш надевал его каждый день... Стоит попробовать?
– Не понимаю.
– Минуту...
И прежде чем Шанин среагировал, Бин запахнул плащ на груди и снова нажал кнопку. Все повторилось – дверь приоткрылась, показался обрез с оптическим прицелом и...
Через томительную паузу дверь лифта распахнулась настежь.
Кабинет Правителя оказался отлично оборудованной мастерской умельца-фанатика. И внутреннее содержание ее было типичным: бестолковое и беспорядочное нагромождение приборов и отходов, разобранных ценных конструкций и аляповатых самодельных монстров.
Шанину не удалось осмотреть кабинет детально. Бин, подозрительно хорошо ориентируясь в этом механическом бедламе (кто знает, может, и у Бина был когда-то подобный «голубой приют»), разыскал аптечку. Он обрабатывал рану тщательно, с профессиональной безжалостностью – до тех пор, пока Шанин не потерял терпение.
– Если больно, надо сказать, – обиделся Бин. – Я действую по всем правилам, но не чувствую того, что чувствует пациент....
Это заметно, – проворчал землянин.
Перевязка подходила к концу, когда Бин заметил что-то в правом углу мастерской. Это «что-то» неудержимо тянуло его – он постоянно оглядывался, бинтуя голову Шану. И когда закончил, устремился в угол, строго-настрого приказав раненому посидеть минуть десять с закрытыми глазами. Шанин выполнил приказ не без удовольствия. Его слегка лихорадило. Хотя особой усталости он не чувствовал, время от времени мозг обволакивала баюкающая волна апатии и равнодушия к происходящему. Временами он словно раздваивался, чувствуя и сознавая себя на Свире, в Дроме, в Башне Кормчего, он совершенно реально слышал тихий пересвист ангарских сосен, колючий запах саянского горного мака, горький пихтовый дымок невидимого костра и вкус чая, заваренного молодым багульником.
