– Простите, высокий, больше не повторится... Воспоминания!
Старичок моргнул, и Шан влип в переборку – на этот раз с рассеченным до кости подбородком.
– Чем же пахнет навар с варенья? – наклонился над ним с ласковой улыбкой старичок.
– Словом Кормчего. – Шан слизнул с губы кровь. – С Гороном поделился бы рецептиком... Он бы меня на руках носил... Умел снимать пенки Горон, не в пример одному старому бодливому козлу.
Грустный бульдог поднял правую руку, но старичок остановил его.
– А ты и со мной поделишься. Битое мясо мягче.
– Мясо – да, а колокол, как ни бей, ничего, кроме звона, не выбьешь.
Старичок перестал улыбаться и с минуту буравил Шана глазками-шурупчиками.
– Вставай. Говори.
– Душно здесь. Горло пересохло! У меня в трюме пиво холодное... Да только на двоих осталось.
– Я тоже до холодного пива охотник. Пошли, ремонтничек. Только если пиво с пригарью – не обессудь. Я обидчивый.
Хрястнула под плечом Шана трюмная дверь, мяукнула басом, как рысь в капкане.
– Ну и холодина тут у тебя, дружок. Наверное, весь чернучек подмерз, а? За такой товар и сотни серебряных не дадут. А в отопительных баках – сикер?
– Ну, не молоко же! – нагло скривил Шан опухшую губу.
– Зейда, – пнул старичок ящик с плохо отскобленной этикеткой, выглядывающий из-под пакетов прессованного чернука. – Протовит в ампулах. Добрый товар, хоть и синтетика. Настоящего протовита давно нет в природе...
– Протовит – пшено. Есть почище да покрупнее.
– Покажи.
– Сначала разговор.
– Горон знает дело.
– Так то Горон...
Горон запыхтел, сел на ящики. Теперь он не походил на умильного дедушку. Дряблые брыли глубокими складками неестественно удлинили губы, и этот нечеловеческий огромный рот на желтом крючконосом лице будил память детства. Такие одинаковые плотоядные лица были у глиняных божков, что лежали на сувенирных лотках, у развалин какого-то древнего храма.
– Ладно, Шан, хватит дурака валять. Выкладывай. Кораллы с Голубого Шара? Силун с Дзойси?
– Мелочь. Все это мелочь.
–Медвянка из Оранжевого Кольца? – почти шепотом выговорил суб-майор.
– Ладно, Горон. Давай в открытую. У меня женьшень. Настоящий дикий женьшень с Земли. Корни...
Горон оглянулся на закрытую дверь, словно там уже стояли «топоры» и черный бронефургон без окошечек.
– И семена, – выпустил последнюю пулю Шан.
Горон долго молчал, колупая ногтем нитрокраску на ящике.
– Ты гнешь горбатого, Шан. Ты не мог достать женьшень.
– И все-таки он у меня. Корни и семена, годные для посева.
