Автобус задержался и подошел к станции уже тогда, когда поезд дал прощальный свисток.
Купейный успел прыгнуть на подножку. Но дальше произошло страшное. Он дернул дверь, а она не открылась. Дернул еще — то же самое.
Так и ехал он на подножке до следующей станции — на отчаянном ветру и лютом морозе.
Когда поезд наконец остановился и Купейный ступил на перрон, он почувствовал, что руки и ноги у него не сгибаются и весь он какой-то деревянный. Скорее даже стеклянный.
— Вам плохо? — спросила оказавшаяся рядом проводница.
Купейный посмотрел на нее ледяным взглядом, хотел закричать, но только прошептал:
— Безобразие! Я ехал на подножке целую остановку. Почему у вас заперты двери?
— А они вовсе не заперты, — ответила проводница. — Вы пробовали их открыть?
— Пробовал, — сказал Купейный и показал рукою, как он дергал дверь.
Проводница с сожалением посмотрела на него и спросила:
— А в другую сторону вы не пробовали?
…После тяжелой болезни Купейный ушел на пенсию. Грустно все это окончилось. А все отчего? Товарищ Купейный, бывший крупный работник железнодорожного транспорта, не знал, в какую сторону открывается дверь вагона. О приказах и инструкциях, изданных им, тут уж и говорить нечего.
Эта история произошла в нашем поселке. Я знаю ее до самых пустячных подробностей. Да иного и быть не могло: ко всему случившемуся я имел отношение и просто как здешний житель и как активист комиссии по благоустройству. А кроме того, я пенсионер, и у меня всегда есть время поинтересоваться, что в ближайшем окружении делается.
Живу я на Вишневой улице. У нас в поселке все улицы с цветочно-фруктовыми названиями: Сиреневая, Вишневая, Яблоневая, Грушевая, Жасминовая. Из них только Сиреневая оправдывает свое наименование. Мы успели озеленить ее, когда прежний председатель был. А потом перебросили его в область, стал во главе поселкового Совета Игнатий Семенович Каленкин — и все дело как-то замерзло. Мы напоминали ему, что надо поддержать хорошую инициативу, продолжить ее, что конфуз получается: не только приезжие, но и местные люди Яблоневую улицу от Жасминовой не могут отличить. Что же, мы на смех названия давали?
А он сказал:
— Не могут, говорите, отличить? Это нехорошо. Что ж, я распоряжусь, чтобы на углах таблички прибили.
Таблички действительно прибили, и все озеленение на этом кончилось.
Недавно иду я по своей Вишневой улице, а мне навстречу Каленкин. Голову опустил, на лице забота, о чем-то думает. Прошел мимо и не поздоровался. Совсем на Каленкина не похоже. Он всегда очень вежлив. Правда, вежливость у него не от воспитания идет, — верьте мне на слово, я его с пеленок знаю, — а от служебного положения. Наш председатель очень любит популярность. Чтобы говорили о нем как о милом, хорошем человеке. А как завоевать ее, популярность? Можно, конечно, сделать это досрочным ремонтом крыш и водостоков. Но трудно. Дорого стоит: требуется много сил и хлопот. А сказать «здравствуйте» и при этом приподнять шляпу ровно ничего не стоит. Зато какие разговоры потом: «Наш председатель — демократ. Не какой-нибудь зазнайка. Шляпу снял, поклонился, по имени-отчеству назвал!» Каленкин краем уха слышит такие слова и довольным-предовольным становится. Я, мол, умею обращаться с народом, меня любят.
