— Да, — ответил Дилан. Эли умолк, потому что все знали, что Дилан посылает деньги отцу последние несколько лет, чтобы покрыть расходы на содержание садов. Он не был богат — просто правительственный работник, какой бы загадочной ни была его работа, но он любил яблони. И в глазах отца это делало его великим героем.
— Земля не будет платить сама за себя, — пробурчал Эли. — Скажи мне, что миру нужно, если не новые районы?
— Больше фруктовых деревьев, верно, Шерон?
— Без комментариев, — она попробовала засмеяться, — я не буду встревать между братьями Чэдвик.
— Посмотрите на это, — промолвил Дилан, указывая на вишни, бело-розовые облака, парящие над водой, отражающийся город, — когда я встречу подходящую девушку, я сделаю ей предложение именно здесь. Или дома, в саду.
Эли наконец-то по-настоящему расхохотался, тряся головой:
— Ради бога. У тебя есть «порше», ты летаешь по всей стране, ты знаешь самые лучшие рестораны и ты думаешь, что это романтично?
— Во-первых, это подержанный «порше», а во-вторых, да, думаю, — ответил Дилан.
— Скажи ему, Шер. — Эли толкнул ее локтем в бок. — Ты же женщина. Ты хотела бы, чтобы Джеймс Бонд сделал тебе предложение во французском ресторане при свечах или стоя по щиколотку в грязи с жужжащими вокруг москитами и запахом гнилых яблок вокруг.
Шерон посмотрела на Дилана. Он был братом Эли во всех смыслах этого слова — сильный, с квадратным подбородком, чувственными глубокими глазами. Но иногда они так сильно отличались друг от друга: Эли никогда не покидал дома, но постоянно мечтал о том, чтобы уехать подальше. Дилан уехал, как только вырос, но, казалось, любил яблоневый сад больше, чем что-либо еще в этом мире.
— Как только он найдет подходящую девушку, — сказала Шерон, — «где» уже не будет иметь никакого значения.
Братья засмеялись — расслышал ли Дилан горькую ноту в голосе брата? Эли поздравил ее с дипломатичностью, и Дилан повез их вдоль потрясающе красивых освещенных памятников к своему дому в Джорджтауне. Всю дорогу и Шерон и Эли не сводили глаз с часов.
Они всегда старались следить за временем. Им всегда было известно, какой сейчас день месяца, и какая ночь приходится на критическую точку. Они занимались любовью на диване в гостевой комнате: никакой романтики, о ней они забыли. К этому времени их секс превратился в науку. Месячное расписание, графики, подсчеты спермы, страх совершить ошибку появлялся еще до того, как они начинали обниматься. Иногда они даже не утруждали себя поцелуями.
