Она уже строила планы, как после наступивших улучшений буквально к осени она получит заключение, что ее ребенок здоров, и можно будет водить его в обычный детский сад. Алина думала, что теперь она забудет и про инвалидность, и про все остальные глупости, которые рассказывали ей психиатры. Она была счастлива, что ей так быстро удалось решить страшную проблему, которая чуть было не разрушила ее привычный спокойный мир. Алина почувствовала умиротворение. Ей даже показалось, что вокруг нее изменилось окружающее пространство, все стало ближе, понятнее и уютнее.
Вечером Семен пришел с цветами, сказал, что в последние дни он мало уделял ей внимания из-за проблем на работе, но теперь все наладилось. Алина не знала, что за проблемы и как они наладились, но теперь это ее уже не волновало. Главное, она знала, что делать, и готова была идти по этому пути до конца. До самого счастливого конца.
На следующий день приехала Екатерина Афанасьевна. В свекрови Алину раздражало все. Строгий чопорный взгляд, которым она всегда провожала невестку, особенно неодобрительно отмечая длину юбки. Прическа с накладным шиньоном, сделанная по моде пятидесятилетней давности. Манера надевать вещи: модные, но совершенно не сочетающиеся друг с другом, отглаженные складочка к складочке. И голос, скрипучий голос, которым она противно верещала, когда ей что-то не нравилось… Словом, все не нравилось Алине в матери мужа, даже имя. Семен нежно любил мать, она вырастила его одна, отца он не знал. И конечно, в присутствии мужа Алина не осмеливалась критиковать свекровь. Они жили отдельно, и это было спасением.
Екатерина Афанасьевна принесла с собой булочку и «кефирчик»: «накормить малыша моего голодненького», уточнила она. Алина про себя возмутилась, но постаралась как можно спокойнее подробно объяснить любящей бабушке смысл диеты и какие результаты она уже принесла, почему Вове нельзя ни булочку, ни кефирчик, какие еще продукты ему категорически нельзя и как нужно их прятать. Екатерина Афанасьевна «вкусняшки» сложила в пакет, который повесила повыше на вешалку, уверила Алину, что Вове их никак не достать. Алина переспросила, точно ли бабушка поняла, что можно внуку и чего нельзя. Выслушала поток презрительной речи, суть которой сводилась к тому, что уж кому-кому, а ей, Екатерине Афанасьевне, она может не рассказывать, как обращаться с маленькими мальчиками. Наконец Алина махнула рукой и бросилась одеваться.
