— Но тебе ее похвалы, наверно, доставили удовольствие? Испытала ли ты дьявольский соблазн?
Возбуждение матери, ее горячность, поцелуи, скорый гнев — все повергало Элизабет в трепет, и она сама себе казалась виноватой.
— Нет, мама, клянусь!
— А кто мне поручится, что ты не лжешь? Что ты уже не развратилась, не осквернила себя? Твой несчастный отец… Так что давайте признавайтесь, признавайтесь…
Она сжимает девочку, трясет. Стоит только проявить слабость — и все пропало. Как ненавидит Клод свое собственное тело, которое пусть иногда (о так редко, — капитан ни о чем не догадался), пусть один-два раза, но все же постыдно предавало ее!
— Правду, говори правду!
К кому она обращается, к ребенку или к своему телу, которое, изголодавшись от долгих ожиданий (Клод не может этого забыть), пару раз пришло в возбуждение в темном алькове.
— Правду, говори правду!
Сведенное судорогой лицо матери, ее изменившийся голос пугают ребенка.
— Мама, вы делаете мне больно, отпустите, отпустите же…
Внезапно мать отпускает ее.
— Так же крепко держит грех, так же крепко…
И она уходит под бременем своих мук. Элизабет долго еще всхлипывает, сама не зная почему.
Как-то раз один маленький мальчик захотел ее поцеловать, она укусила его за щеку.
Элизабет должна была почувствовать облегчение, поступив в школу к сестрам-монахиням, но этот семилетний ребенок слишком замкнулся в себе, слишком застыл в оборонительной позе, чтобы без стеснения разделять забавы детей своего возраста. Вскоре ее уже зовут дикаркой на радость Клод де Маньер. Над каждым прожитым днем они размышляют вместе.
— Ты уверена, что не подвергалась искушению? Ни на единое мгновение?
Мать со всею пылкостью преследовала не только грех, но и любое движение дочерней души, самое малое ее колыхание.
— Ты хорошо поработала, но ведь это потому, что желала похвал?
На следующей неделе безучастная Элизабет уже во всем последняя, и капитан получает возможность продемонстрировать свою язвительность:
— Малышка глупа. Если раньше она была на хорошем счету, то это сказывалось мое влияние.
Девочка и не пытается оправдаться. После минутного изумления Клод испытывает смесь восхищения и беспокойства. Не вооружила ли она свою дочь так хорошо только против ее самой? Когда они остаются вдвоем, Клод ищет во взгляде Элизабет желание снискать одобрение, призыв к сообщничеству, но не находит.
— Ваше поведение мне кажется неестественным, — строго говорит она.
У семилетней Элизабет по щеке течет слезинка.
