— Лоран, Лоран, неужели нет ничего другого?
В холодных глазах Лорана вдруг вспыхивает бесконечная грусть зверя в клетке, сомнение, которое может быть и надеждой.
— Я не знаю, девочка, я ищу.
На мгновение единые, они смотрят на Кристиану, которая сортирует разнообразную добычу, пряча одно и выставляя на продажу другое, она посылает цыгана в подвал, толстого Жака на чердак. Может быть, она знает что-нибудь особенное, она, которую шабаш вычерпывает до дна, удовлетворяет и волнует, она, кто несет в себе воспоминания, как ребенок, с гордостью, отвращением, страхом и желанием.
— Приходится искать все дальше и дальше, — бормочет Лоран почти про себя. — Вот что такое дьявол!
Но Анна не понимает, она не хочет понимать. Она отворачивается от него.
— Все отворачиваются от меня, — думает Лоран.
Они все хотели бы познать дьявола, а сами боятся ледяного сердца. Исключая Кристиану; Кристиану трусливую, лживую, ведь только она по-настоящему заключила договор, только она одна отдалась по-настоящему… Он кладет ей руку на плечо. Она вздрагивает. Он предлагает ей то, что ей нравится. Она подчиняется, потому что дьявол везде и во всем, а она жаждет дьявола. Он смотрит, как она превращается в ничто, смешная и возбужденная. Ее нет. Вместо нее — неодушевленное тело, глина; он чувствует себя Богом, но Богом быть горько.
Анна бросает полученную ею монету в мутную реку. Каждый раз. Это своего рода жертва, вызов, игра, все вместе. Сколько раз она уже это сделала? Она чувствует себя богатой, как ребенок, который спрятал шарики под камнем. Золото не исчезает в потоке событий. Ее богатство в ее насмешках, в вызове, который она бросает тем, кто хочет ее купить, она свободна от расчетливости, которую видит вокруг себя, она презирает скаредных и нищих женщин, которые приходят к ней и шепчут, пристыженные и искушаемые, она свободна, как все те, кто лжет и произносит слова, не придавая им смысла. Ее забавляет все, особенно то, что она стала доброй. Она разрушает чары Кристианы, она работала бы даром, если бы золото, которое уходит в реку, текущую за домом, уносящую все грязные воды квартала, не было бы доказательством, обязательной данью. Ведь это входит в правила игры, колдунья должна получать золото. Женщины, которые к ней приходят, были бы очень разочарованы, если бы она не брала денег. Кто знает, действует ли ее сила, но она действует. Сила, направленная на благо. Женщины, которые считают себя заколдованными, женщины, от которых уходят мужья, женщины, у которых дела приходят в упадок, болеет скотина, свертывается молоко, — вот те, кто приходят, чтобы освободиться от дьявола при помощи дьявола, то есть Анны. Наблюдая за Кристианой, перелистывая книги, спрятанные за кроватью у стены, обогащаясь таким образом, Анна составила такие заклинания: «Дьявол, желаешь ли ты, чтобы я освободила эту женщину от злой судьбы и отравы, которые ты на нее наслал?» И судьбы менялись. «Спасибо, спасибо». Потом золото, потом страх, потом от нее отворачиваются. Анна не думает, что она и вправду колдунья. Но почему она играет колдунью? Чтобы что-то спровоцировать. В игре всегда рискуют. Желают риска. Никто не играет один. Должен произойти щелчок, и кто-то должен ответить. Ответ не всегда удовлетворительный. Его недостаточно, он неопределенный. Все приходит в бесконечное движение, мир наполняется химерами. Потому что ты излечила или заколдовала и ты же сомневаешься в излечении или в колдовстве. Потому что ты была на шабаше и сомневаешься в шабаше. И потому тебе необходимо все время идти на шабаш.
