Ей было двадцать пять лет. Она заламывала руки, она говорила:
— Мне было столько лет, сколько вам сейчас, когда я с ним познакомилась.
— Но вы его любили, любили?
— Не знаю…
О, эти женщины! Вот я бы знала, думала Анна. Разве я не знаю, что могла бы любить Мари де ля Круа?
— Я ничего не смогу сделать, если вы не вспомните.
И женщина вспоминает. Слова, несколько раз произнесенные шепотом, ночью, потому что дети спят, потому что свекровь рядом, иногда всего два слова: «Моя красавица!»
— А один раз он сказал: «Какое счастье…»
Раздирающее душу воспоминание. И благодаря Анне женщина поняла, что жестокий голод, которого она стесняется, — всего лишь маска стыдливости. Мегера, которая требует уплаты долга, жадная, безжалостная, — всего-навсего молодая девушка, некрасивая и робкая; благодаря Анне она понимает: то, о чем она сожалеет, всего-навсего вздох, голова мужчины на ее плече, нужда, эгоистическая и доверчивая, которую он испытывал к ней… Анна видит, как смягчается лицо просительницы, — первое чудо…
— Я помогу вам, — говорит она. — Но вам придется прийти еще раз. И говорить только со мной. Главное — говорить только со мной.
Женщина обещает, глаза ее горят. Она знала, что от нее потребуются странные вещи. Все, кто попадал в этот дом, рассказывали о множестве странных вещей… Анна торопливо описывает колдовство: обойти ночью могилы, или произнести «Ave» наоборот, или посыпать кровать пеплом — какая разница? Она хочет знать, в ней ли самой колдовство или в зельях, которые готовит Кристиана. Или никакого колдовства не существует — кто знает? А если они брошены одни на эту землю, бедные, нагие люди, и у них есть только горькое вино, травы, заставляющие кружиться голову, и дрожь гимнастических движений?
— Делайте так восемь дней подряд, потом приходите. Но никому. Особенно им. Это все испортит.
— Что же, это они?..
— Кто знает?
Это не месть. Анна настолько восхищена новым опытом, что у нее нет никакого желания мстить. А, впрочем, они ничего и не узнают. Это просто маленькая хитрость. Интересно, получится ли? Я их ценю. Если дело в договоре, то я заключила его так же, как и они. Да еще этот Лоран предпочел безумную, стенающую Кристиану. Она вспоминает, как пришла в этот дом, гиацинты на окне, гранатовый корсаж на волнующей груди Кристианы, блики солнца на старой мебели, когда Кристиана предстала перед ней как богиня. Недоступная, недосягаемая, с сияющим лицом. Милостивая. Теперь, когда она ее видит за конторкой, улыбающуюся, никогда не выходящую из себя из-за того, что ее клиенты торгуются или никак не могут решиться, Анну чуть не отвращение охватывает. Лгунья, покажи им свое настоящее лицо, пусть они боятся тебя. Но Кристиана будто все позабыла. Прекрасная и добрая, говорят соседи. Они прощают ей даже связь с Лораном, о которой подозревают. Она осталась вдовой, такая молодая! Его боятся, его ненавидят, не осмеливаясь сказать об этом вслух, им восхищаются.
