Три времени ночи | страница 114
— Местные старухи мне так и не простили, что я поддержала мужа.
Муж и жена обмениваются взглядами. Необычные сообщники, ненавидят они друг друга, любят ли, Бог его знает. Во всяком случае, повязаны друг с другом.
— Я действительно воспитывала ее в благочестии. Какая мать… Но я никогда не думала… Она бунтовала, монашки настраивали Элизабет против отца, могла ли я потакать им? Сестры из обители святого Андрея разбили немало семей! Я не сразу их раскусила, но муж…
Грубая ручища капитана с силой опустилась на плечо Клод.
— Да, да, понадобился муж, чтобы воззвать к ее здравому смыслу. Клод не могла в это поверить! Как же, сестры-монашки! Для них всех Элизабет была святая. И что бы она ни делала, все было хорошо. Но женушка в конце концов немного образумилась, не так ли?
— Есть вещи, которые способны понять только мужчины, — вставила Клод де Маньер.
В ее голосе презрение? Или горькое, но и отрадное сознание своей зависимости? Однако Ранфену мало, он хочет обнажить все уголки ее кровоточащей души, чтобы она целиком была в его власти.
— И все же всякий вам скажет, что моя жена обожала Элизабет.
— Я любила ее, как любая мать должна любить свою дочь, — жалобно произнесла Клод.
— Вы умаляете себя, дорогая. Вы все сделали для ребенка. Осмелюсь даже сказать, что вы предпочитали его своему супругу…
Как этот увалень стал тонок за эти годы взаимного обтачивания!
— Но то, что я ее с тех пор не видела, доказывает обратное, — вступила в спор жена, делаясь бледной как полотно.
— Это она вас с тех пор не видела.
Шарль пугается, он чувствует, что они забыли о его присутствии и доведут теперь свою привычную словесную дуэль до конца.
— Когда молодая женщина выходит замуж, когда она счастлива… — отваживается он вступить.
Они в один голос восклицают, — она с шипением в голосе, он внезапно успокоившись:
— О, Элизабет не счастлива!
И тут же замолкают. Им нечего больше сказать. Они этим живут. Несчастьем Элизабет. Отлились ей материнские слезки, да и капитан поквитался теперь с дочерью за былое пренебрежение к нему Клод. И для всего города несчастье Элизабет — нравоучение. И все начинается сызнова.
— Она никогда не станет счастливой.
— Ну а если я на ней женюсь… — бросает Шарль.
— Она не пойдет за вас.
Пуаро уже отдавал себе в этом отчет, и даже в том, что и сам он отнюдь не этого домогался.
— А из-за детей?
— Тогда вы сами будете несчастливы.
И это Шарль понимал. Вообще все, что он здесь услышал, он знал раньше. Его, однако, поражает внезапная безмятежность на их недавно столь расстроенных лицах. Чужое несчастье, неизбежное в жизни, дарует им облегчение, покой. А может, и избавление? Пуаро выходит на цыпочках, чтобы не мешать их мыслям.