С 1964-го по 1967 год я служил под его началом в аппарате ЦК КПСС – первое время консультантом, затем руководителем группы консультантов. Когда Андропов был назначен председателем КГБ, он постарался сохранить товарищеские отношения со мною и некоторыми другими работниками отдела ЦК, нередко звонил по телефону, время от времени (со мною, наверное, раз в полтора-два месяца) встречался; как правило, в своем кабинете на Лубянке. После возвращения в мае 1982 года Ю.В. Андропова в ЦК КПСС я стал встречаться с ним много чаще, как по его, так и по моей инициативе. О том, как складывались наши отношения, когда он стал Генеральным секретарем, расскажу ниже.
На чем основывались эти длительные – более чем двадцатилетние – и не лишенные взаимного доверия отношения? С моей стороны – на искреннем уважении. Его не меняли понимание слабостей Юрия Владимировича, несогласие с ним и споры по ряду вопросов, в том числе крупных. А также на чувстве долга – я считал, что, излагая ему письменно и устно информацию, свои соображения по разным вопросам, могу как-то, хоть в минимальной мере, содействовать принятию верных, на мой взгляд, политических решений и препятствовать решениям, опять-таки, на мой взгляд, неверным, опасным.
Ну и, наконец, чтобы помочь людям, попадавшим в беду, кого-то прикрыть от несправедливых преследований, где можно – восстановить справедливость. Только с его помощью я добился отмены тюремного заключения некоторых людей, в том числе несправедливо осужденного инвалида Отечественной войны, Героя Социалистического Труда, известного председателя колхоза из Одесской области Белоконя, помог ряду людей, которым грозила расправа за «подписантство» или «инакомыслие», пытался, иногда не без успеха, выручить некоторых деятелей культуры, над которыми сгущались политические тучи. Для себя я у него ни разу ничего не просил, хотя он и меня, случалось, прикрывал от наветов и доносов. Некоторые из них мне (наверное, в назидание, чтобы держал ухо востро!) он даже показывал, давал почитать.
Я как-то не задумывался тогда, в чем состояла его заинтересованность в поддержании добрых отношений со мною. Но сейчас, по прошествии лет, я пришел к некоторым личным выводам. Надеюсь, их изложение не будет принято за нескромность. Андропов, во-первых, знал (о чем как-то даже сказал мне), что я не скажу ему неправды, тем более желая угодить или не желая вызвать недовольство и гнев (хотя он, конечно, понимал, что не во всех случаях я ему говорю всю правду). Это в те времена было делом не таким уж частым среди тех, кто общался с руководством. Андропов – сужу и по другим товарищам, с которыми он сохранял отношения, – такое качество ценил.
