— Отправившись в свой дворец в Фонтенбло, расположенное на маршруте его святейшества, я тем самым буду иметь счастье увидеть папу на день раньше, — велит он передать первосвященнику.
Не следует, чтобы его святейшество вообразил, будто он выше того, кого приехал короновать! За пределами собора Парижской Богоматери — да и там тоже! — папа всего лишь светский государь. И, расставляя все точки над i, Наполеон даже не возвращается, чтобы переодеться: он встретит своего гостя у Эранского креста, оставаясь в охотничьем наряде. Чтобы не показать, будто он выехал навстречу святому отцу, император прикидывается, что прервал ради свидания с ним охоту на волка. «Случайность» будет таким образом выглядеть еще более непредвиденной.
Ожидание затягивается. Наконец — уже половина второго! — Жозефина слышит орудийные залпы, заглушающие звон колоколов, и вскоре с овального двора доносится грохот пушек и поступь почетного караула, нечестивого караула, потому что он составлен из мамелюков. У лестницы Людовика XV сгибается в поклоне бывший епископ Отенский, а ныне женатый расстрига Морис де Талейран-Перигор.
Папа, пять кардиналов, два римских князя, четыре епископа, девяносто семь с лишним прелатов, камергеров, секретарей и слуг размещаются во дворце. Жозефина собиралась отправиться в апартаменты святого отца, но Наполеон просит папу пожаловать в салон императрицы и выслушать там приветственные речи. Пий VII со вздохом покоряется, покидает свои покои, где некогда помещалась королева-мать Анна Австрийская>[13], и идет благословить carissima Victoriae>[14], поскольку он упорно называет императрицу этим именем, действительно отлично подходящим жене генерала Бонапарта.
Второй день: папа обедает с Наполеоном и Жозефиной, но отказывается присутствовать на концерте, данном затем в покоях императрицы, — это слишком мирское удовольствие. На третий день Пий VII сопровождает августейшую чету на полигон, где происходят странные артиллерийские учения — стрельба кожаными ядрами по живым мишеням. Разумеется, несчастных солдат лишь легонько контузит, но Жозефина находит такую пародию отвратительной, Пий VII соглашается с нею, и по их просьбе император останавливает эту игру в людей-кегли.
Вид у Наполеона, однако, весьма озабоченный. Все его семейство по-прежнему пребывает в состоянии помешательства при мысли, что «г-жа де Богарне», как подчеркнуто величает ее г-жа мать, будет помазана на царство папой и коронована своим мужем. Жозеф, которому кланом поручено говорить от имени всех, дает последнее сражение «этой женщине».
