— Советую ко мне не применять физическую силу. Я не собираюсь оказывать сопротивление. Переведите меня в любую камеру и вызовите начальника тюрьмы. Все смерти на его совести.
Он не сопротивлялся. Они надели на него наручники, и, все еще потрясенные случившимся, повели по тюремным переходам. В одной из галерей они остановились. Прапорщик открыл камеру и вывел хорошо знакомого Харасанову Валентина. Тот плакал словно ребенок, размазывая слезы грязными руками. Человек уже был сломлен.
С них сняли наручники и поместили в камеру смертников. На стене Харасанов прочитал “веселую” надпись: “Иду на вышку, статья 88, мир бардак люди б….и.”
Харасанов толкнул Валентина в бок.
— Смотри, сопляк, человек пошел на вышку, а дух не потерял. Не то что ты, гнида. Запомни, будешь в камере скулить — шею сломаю.
Он упал на жесткое ложе и, сконцентрировав волю, мгновенно уснул.
Их разбудили еще до проверки. В окружении троих прапорщиков долго вели по подземным переходам. На одном из поворотов им встретились молоденькие девушки, сопровождаемые конвоем.
Такие в тюрьме попадались редко. Стройные, большеглазые в коротеньких юбочках, они мало реагировали на окрики конвоя: “Стоять! Повернуться к стенке!”
Одна из девушек метнулась к Харасанову, и всунула свою руку в щель расстегнутой на его животе рубашки.
— Ой, мужик! Не могу! Хочу с тобой в койку! — выкрикнула она и захохотала. Несмотря на то, что сделала она это картинно, слова звучали искренне. Могучее тело Харасанова наполнила огненная струя желания. Мозг прошили болючие иглы памяти. Невыносимо захотелось на волю.
Прапорщик толкнул его кулаком в спину.
— Пашел, пашел! Не раскатывай губу, а то встанет!
Конвой захохотал.
Возбуждение Харасанова не покидало. Тело налилось такой силой, что, казалось, он в состоянии взмыть вверх.
На одном из переходов двое конвойных куда-то ушли с дежурным офицером. “Ведут на второй корпус, — подавляя нервный тик, подумал Харасанов. — Где-то там столярка… Поближе к ящику.”
Они вышли на территорию тюремного двора. Прапорщика сменил солдат с автоматом наперевес. Рассвет только-только загорался. Все еще было погружено в мрак ночи.
Неподалеку от тюремных ворот стоял милицейский фургон. В его открытое нутро два милиционера загоняли уже знакомых Харасанову девиц. “Повезут в райцентр на суд, поэтому и приехали в такую рань”. Мысли упорно бежали в еще непонятном ему направлении. Дежурный на пропускнике, явно с похмелья, забыл закрыть ворота. Вспомнились слова китайца Ван-Ден-Сеня, тренера по каратэ: “Хорошего бойца двадцать человек никогда не остановят.” Эти слова были сказаны без малого пятнадцать лет тому назад. И все же, по возможности, он форму поддерживал. “Вот сейчас упущу момент — и конец. Рано или поздно они меня угробят!” На окрик конвоира: “Харасанов, что за фокусы! А ну, пошел!” Он зло ответил:
