— Ну и как, земеля?.. Вспомнил, как пинал Сотникова, или начнем все сначала?
— Н-н-неужели у нас такое может быть? — как-бы задавая вопрос самому себе, срывающимся голосом выговорил Франц.
— Может, может… — дознаватель презрительно хмыкнул. Таким как ты яйца нужно отрывать. Ягненком прикидывается, а сам человека чуть не убил.
— Я-я учился в художественном училище и не верил, что есть вот такие садисты…
Ему опять не дали закончить:
— А теперь вот будешь знать, чистюля поганая! — дознаватель подошел к нему и, ничуть не опасаясь последствий, ударом в челюсть повалил его, привязанного к стулу, на пол.
Показания Франц так и не изменил. Поздно ночью, обезображенного побоями, его привезли в карагандинское КПЗ.
В камере, куда его бросили, на деревянных нарах валялись шестнадцать человек. Спертый воздух, насыщенный миазмами, застревал в носу, но, за неимением другого, отправлялся жадными ртами в легкие.
Отметив состояние Франца, заключенные потеснились и уступили ему место в углу возле батареи.
На следующий день начались расспросы. Когда Франц, все еще потрясенный случившимся, выкрикивал:
— Но я же ногами не бил! Наоборот, тех оттаскивал! — со всех сторон слышались ухмылки.
— Ты, парень, или сегодня родился, или законченный идеалист. Они за каждое раскрытое преступление бабки получают. Вот чтобы получить свои бабки, из тебя дух и вышибут. Кстати, как фамилия участкового, который тебя крутит?
— Батырев.
— На татарина похож?
— Да…, кажется.
— Ну вот, а ты кочерыжишься… Ведь твои подельники Фуат и Тагир татарской национальности. Уже не говоря о возможности взятки, он их “по-землячески” научит, что говорить.
В глазах собеседника Франца светилась насмешливая улыбка. Объяснял он доходчиво. Все в камере восклицали: “Точняк, так оно и есть”. Один Франц все еще не в силах поверить, твердил:
— Но ведь он ее изнасиловал!.. За такое убить мало!..
После упоминания об изнасиловании Ливан, так звали его собеседника, насторожился.
— Кто изнасиловал?.. Я что-то тебя не понял.
— Так ведь с этого все и началось. Ко мне пришла девушка. Сотников меня отослал, а ее изнасиловал. У него даже следы остались — грудь и плечи искусаны.
— Ну, ты, брат, даешь… О чепухе рассказываешь, а о главном молчишь! У тебя есть шанс, парнишка… Понимаешь? Есть шанс отсюда выскочить!
Волосатой рукой, больше похожей на лапу медведя, Ливан хлопнул его по спине. Не обращая внимания, как болезненно Франц поморщился, он стал объяснять:
— Сейчас ты должен на волю написать письмо. Пусть твоя девчонка пойдет в милицию и отдаст заявление об изнасиловании. Если у него остались ее укусы, значит и у нее на теле должны быть синяки. Впрочем, достаточно ее заявления, чтоб дело перевернулось вверх ногами. Давай, парень, пиши письмо. У Толика сегодня пятнадцать суток заканчивается, он и передаст.
