— Молчи, змей поганый, убью! Ближе подвинься!
Новенький, побелев, как полотно, опять повернулся к татарину спиной. В следующий момент раздался лязг замка. Железная дверь открылась. В камеру с матрасом под мышкой вошел грузный мужчина восточной национальности. Это был Константин Харасанов.
— Равиль, завязывай, успеешь его зафаловать[18], — сел на нару Калуга, и все в камере, словно по волшебству, последовали его примеру. На какое-то время дрожащий новичок получил отсрочку “приговора”.
— Что-то ты для этапа запоздал, земляк. Откуда привели, с карцера, что ли? — уставился на Харасанова Калуга.
У Константина болела спина. Прежде, чем бросить его в “пресс-хату”, его умышленно держали в “стакане” — металлическом ящике, где пространство позволяет находиться только в сидячем положении.
Желание администрации расправиться с Харасановым руками уголовников было столь большим, что время подсадки в камеру затянулось до глубокой ночи. Ночью надзор ослабевал и многие неугодные лишались жизни. Ответ Харасанова прозвучал неубедительно:
— Сначала был у следователя, а потом держали в “стакане”.
Калуга осклабился, сверкая рандолевыми зубами.
— Да кто тебе поверит!? Ты, видать, “ломанушка” или “петух”! Говори сразу, узнаем, будет х…о.
Выдвигать подозрение такого характера, не имея на то основания, во всех тюрьмах и лагерях считается прямым оскорблением. Харасанов понял, что в этой камере до утра ему не дожить. Через час по тюремному “телефону” они узнают, что он бывший майор милиции и уже к утру начальник тюрьмы проверит качество его гроба. Харасанов, как леопард, метнулся к Калуге и нанес сильнейший удар кулаком в челюсть. Удар отбросил Калугу на лежавшего рядом Равиля.
— Эй, орелики, а я при чем!?
В следующее мгновение Константин стащил Калугу с нары и с холодной жестокостью стал избивать ногами.
— Ты чё, змей, делаешь?.. У-у-у, не бей!.. Я же пашутил!
За Калугу никто не заступался. Каждый из уголовников в душе ликовал.
— Я тебе, падло, кадык вырву!.. Кто петух? — цедил Харасанов, продолжая пинать Калугу.
Один из ударов пришелся по затылку. Калуга потерял сознание.
— Ну, кто еще хочет? Может ты, старая вешалка? — он по-блатному ткнул пальцами в подбородок пытающегося казаться равнодушным Равиля.
— Э-э-э, земляк, ты не путай, — закряхтел старый рецидивист. — Ваши дела — разбирайтесь сами.
Калуга в сознание не приходил.
— Приехал земляк. Да ты, кажется, его кончил! Ништяк, теперь пойдешь по 88>1 статье, — сказал кто-то в камере.
