Колхозники дружно захлопали.
Выступали еще три бригадира, а потом на вопрос председателя «Кто хочет еще взять слово?» зал ответил молчанием.
— Ну, кто еще? — повторил Аманов.
— Товарищ председатель! — встав с места, заговорила Айымбийке. — Действительно, получается, как говорит Эшим. Язык отнимается, потому что не о чем говорить. Все ясно. Чего жевать да пережевывать, как козел полынь? Перейдем к вопросу о Калыйкан.
Калыйкан, сплевывая с губ шелуху, выкрикнула:
— Эх-эх, ты, дожить бы мне до твоей смерти! Болтушка несчастная!
Кенешбек утихомирил Калыйкан и предложил утвердить план работы колхоза. До января нового года было решено закончить очистку семян; заготовить материалы для постройки трех новых сараев; довести до категории высшей упитанности сто пятьдесят поросят и двести пятьдесят кабанов. Одинокой старушке Сайкал постановили выдать центнер муки, овцу и деньги на одежду.
По второму вопросу, перехода к которому с нетерпением ожидали колхозники, выступила Жанаргюл.
— Товарищи! — сказала она. — Я человек новый, работаю здесь учителем недавно. Сидела на собрании и радовалась, даже готова была прослезиться. Сами вы растете, и вместе с вами бурно растет и ваш колхоз. Своими силами поднимаете хозяйство, строите чудесные дома, перевыполняете планы — это под силу только золотым рукам! И я уверена, что такие люди должны воспитывать своих детей достойными нашего будущего…
— Вся наша забота о детях! — крикнул кто-то из зала.
— Что у нас есть радостнее, чем дети, дорогая моя? — подхватил еще чей-то голос.
— Они наше счастье, богатство и радость! — зашумели в зале.
— Я хочу поговорить о Темирболоте, — громко, чтобы перекричать шум, сказала Жанаргюл.
— Чтоб он пропал вместе с матерью! — опять вмешалась Калыйкан.
— Выступите, когда возьмете слово, тетушка Калыйкан, — осадил ее Кенешбек, вставая.
— О Темирболоте вы все сами знаете, — опять заговорила Жанаргюл. — Поэтому начну прямо с вопроса о его поведении. Почему он озорничает?
— Ну, ну! — послышались в зале голоса. — Мы сами не знаем почему!
— От взрослых о матери Темирболота среди детей пошли сплетни, — продолжала Жанаргюл. — «Темирболот не сын Медера — Эшим его отец. У Айкан нет стыда, она испорченная. В Пржевальске ее видели пьяной на улице».
— Это все чистая правда! — вызывающе крикнула Калыйкан.
— А ты откуда знаешь, что все это правда? — громко спросил кто-то из женщин.
— Когда ты видела Айкан пьяной?
— Врет Калыйкан!
— Все выдумала! — шумели в зале.
