Более того, вещица, снятая с подвески, довольно часто задает направление ближайшего времяпрепровождения. При мне Мур, сняв подвешенную кем-то старинную механическую машинку для стрижки волос (были раньше такие – блестящие, никелированные, с зубчиками), не успокоился, пока не постриг всех желающих и нежелающих (а именно меня), и был исключительно доволен проведенным днем. Как тут не вспомнить слова их полубогини Гелиос насчет Господа, развешивающего сливы в назидание всем нам. «Счастливовое дерево мое» – так назвала подвеску бланкистская поэтесса Ева Кукиш…
* * *
Взгляд, брошенный Лоэнгрином со стороны, отличается определенной зоркостью и наблюдательностью. Альтернативный канал дистрибуции вещей и вестей вывел на историческую арену новый неподкупный пролетариат в отличие от прежнего, продажного класса, называвшегося этим же именем. Практика подвески позволила одним ударом разрубить целый узел проблем.
Подвеска устранила напряженность нехватки, ту самую острую нужду, что подпитывает стяжательство не хуже, чем азарт присвоения и купание в роскоши. Как уже отмечалось, нерешенность именно этой проблемы погубила нищенствующие монашеские ордена средневековой Европы. Да и в дальнейшем профессиональное и полупрофессиональное нищенство, не исключая и нищенства эпохи изобилия, сохраняло свои порочные черты. Оно до сих предстает как мобилизация алчности и как тяжкий труд попрошайничества, вливающийся в общую экономию труда и потребления. Нищие словно бы специально поставлены на страже иерархии потребительских ценностей, подобно живым предостережениям на самом пороге царства мертвых. Их вид красноречиво предупреждает: тебе опостылело общество потребления? Может, ты хочешь к нам? Добро пожаловать! И без того запуганный обыватель вздрогнет и помчится приносить пользу с удвоенной энергией.
Жизнерадостность, воинственность, самодостаточность бланкистов в значительной мере опираются на background подвески, этим же определяется и столь характерный для нестяжательских племен легкий симпатичный пофигизм или, выражаясь кантовским языком, принцип трансцендентальной беспечности. Описанный Лоэнгрином Мур вызывает уже не сострадание, а скорее зависть изводящих себя производителей. Нищий понуро стоит с протянутой рукой, вещеглот, с мысленно протянутой рукой, суетится и носится как угорелый за желанной приманкой. А нестяжатель протягивает руку, чтобы снять с подвески понадобившуюся или приглянувшуюся вещь. Он богат, и ему немного жалко и тех и других нищих. Ростки свежего бытия, вырастающие на перегное выродившейся цивилизации, – сегодня они соль земли.
