как будто бы всего телесного
на миг природа лишена...
Сегодня волею Творца
Рахманинову одному дозволено
кристальною и колокольною
тревожить музыкой сердца...
Аккордов чудных череда –
как откровение союзника, –
что эта ночь и эта музыка
не повторятся никогда!..
Кантата
Вовеки, Родина, пребудь!..
Благословен твой крестный путь!
Живых и мёртвых помнит он –
что не распалась связь времён,
что не распалась связь имён,
чтоб не распалась связь знамён.
Вовеки, Родина, пребудь!
Как Божий дар – храни свой путь!
Седым преданьем убелён,
святым крещеньем окрылён,
он ратной славой озарён,
он русской кровью обагрён.
Вовеки, Родина, пребудь!
И да хранит тебя твой путь!
В студёных зимах закалён,
грозой весенней напоён,
простой молитвой исцелён, –
он в будущее устремлён…
Вовеки, Родина, пребудь!
Благословен твой крестный путь!
Живых и мёртвых помнит он –
чтоб не распалась связь времён,
чтоб не распалась связь имён,
чтоб не распалась связь знамён.
* * *
Из окна сумасшедших палат
наблюдаем луны циферблат.
Цифер, брат, на луне – ни одной,
циферблатец-то, видно, блатной?
Нет ни стрелок, ни чисел на нём,
и к тому же он прячется днём!
Это что же подсунули нам –
не часы, а светящийся хлам!
Как на это спокойно глядеть?
Это ж можно с катушек слететь!
Санитар проболтался – кретин:
стрелки врач на луне запретил,
ну а цифры, наоборот, –
растащил сумасшедший народ.
И теперь ни часов, ни минут, –
пусть, собаки, хоть стрелки вернут!..
Или мы объявляем войну,
или нам поменяют луну!
А иначе в окошко видна –
непонятная вечность одна…
То ли свет от неё, то ли муть,
ни уйти от неё, ни уснуть…
Из соседней палаты Вильям
обратился к врачам и друзьям.
Мир с театром сравнил сгоряча
и Макбетом назвал главврача.
А по мне – мышеловка весь мир,
и в окне не луна, брат, а сыр!..
Этюд
В вагоне вечерней электрички,
забившись в угол,
беззвучно-горько плакала
пьяная бомжиха без возраста,
которую торопливо-брезгливо
обходили утомлённые
за день пассажиры…
И вдруг я, потрясённый, увидел,
как из её глаз
по обветренным, несвежим щекам
катились
кристально чистые слёзы,
озаряя своим неземным сиянием
и этот одинокий,
всеми обойдённый угол вагона,
и всю равнодушную,
летаргически-сонную
массу пассажиров
спешащей на закат электрички.
Романс из юности
Тихо листва легла,
словно пасьянс осенний,
дождь шелестит едва,
словно сеанс последний.
Снегом листвы пасьянс
к вечеру припорошен,
был у нас в жизни шанс,
был да остался в прошлом!
